Весной двадцать шестого года, в мае, герцог Псковский и Новгородский Тивер да Фаллэ был арестован за "руководство некромантскими практиками местных", как это определили досточтимые. Увидев его на акции "Бессмертного полка" в День Победы, досточтимый Пскова нажаловался Вейлину, тот не поленился приехать лично и копнул. И выкопал все. И помощь реставраторам и хранителям экспозиций с эмиграцией в Московию и Эстонию вместе с сомнительными экспонатами. И покровительство участию несовершеннолетних в раскрытии могил и домов мертвых. И исследование жизненного пути давно умерших, пусть и не своей смертью, людей. И обнародование сведений обо всем этом. В общем, накопанное тянуло уже не на расстрел, по традиции Нового мира, а на воду и веревки согласно законам империи. Более того, на следствии выяснилось, что герцог отрицает связь между некромантскими практиками и остальными противоестественными традициями местных, вроде скрытого рабства. И что никаких виновных, кроме него, привлечь уже невозможно: он ухитрился убрать из края всех причастных, включая своего донора. Посулами, шантажом и лестью, граничащей с обманом, он вытащил у старика обещание уехать - и выпихал его в Московию в конце апреля, оставшись с досточтимыми один на один. Остальных просто отправил из края при первой возможности по каким-то делам и запретил возвращаться.
Димитри увидел своего партнера и друга уже после ареста. К крайней досаде Вейлина, сразу понявшего, что быстро закрыть это дело не получится и князь опять начнет придираться к каждой запятой, Димитри приехал во Псков. Он сразу прошел к Тиверу и выгнал всех сопровождающих к ящеровой бабке на четверть часа.
- Жаль, что я не знал, - сказал он герцогу.
- Хорошо, что ты не знал, - возразил Тивер.
- Я не отдам тебя. Просто так не отдам, - с силой сказал князь.
Тивер вяло кивнул:
- Будет неплохо, если получится. Наверное, тебе стоит знать: я не жалею. Разве только о том, что подвел тебя и не могу больше делать то, на что у тебя не хватает рук.
Димитри пожал плечами:
- Будут вытирать себе нос самостоятельно, только и всего. Не унывай. Будет долго, но я тебя не отдам.
Тивер кивнул снова, они обнялись и расстались. Выйдя от арестованного, Димитри напустился на Вейлина и его подчиненных, натыкал их в каждое нарушение и взял дело на особый контроль. Развернулся и уехал. Вейлин, посмотрев вслед его кортежу, с досады вцепился руками себе в волосы, предвкушая уйму мелких придирок, способных вывести из себя даже камнежорку.
Вернувшись в Приозерск, князь прошел к себе и несколько минут стоял у окна, пытаясь восстановить равновесие. Затем взял из шкафа бутылку коньяка - и вдруг запустил ее в стену. На деревянной панели осталась вмятина, а стеклянный сосуд, отскочив, задел фонтан и отколол от края чаши кусок камня. На грохот немедленно появился Иджен. Князь обернулся к нему и, не глядя в лицо секретаря, сказал: "Позови досточтимого, и пусть поспешит". Затем подумал и добавил: "Погуляй до заката". Потом подумал еще немного и добавил Иджену свободного времени: "Впрочем, нет, не до заката, а до восхода луны". Иджен кивнул и вышел.
Когда Айдиш вошел, Димитри стоял у окна, глядя на лес и обхватив себя руками за плечи. Войдя, досточтимый увидел так и не открытую бутылку коньяка на полу, вмятину на деревянной стенной панели и скол на краю чаши фонтана.
- Плохо дело, князь? - спросил он негромко.
Димитри кивнул
- Пойдем в большой кабинет. И последи, чтобы никто не вошел.
Айдиш, кивнув, вышел, прошел по кабинету к двери и прислонился к ней спиной. Князь направился было в эркер, но по дороге соприкоснулся бедром с краем стола...
Айдиш до этого не раз видел боевые заклятия в действии, но за всю свою жизнь впервые наблюдал, как человек, пусть даже и маг, ломает руками столешницу из махагонии и крошит ее в щепки. Кресло, стоявшее за столом, прожило только на несколько минут дольше. Полукресло для посетителей Димитри смял, как картонку, не заметив, что щепки впились в его ладонь. Чайный столик, два кресла у камина, каминный экран, облицовка очага из мягкого желтого камня - все, что привлекало внимание князя, превращалось в щепки и крошку из камня и керамики. Он не колдовал, нет. Просто волна гнева, в которой он тонул, билась о предметы его телом - и они не выдерживали страшных сокрушающих ударов.
Айдиш стоял неподвижно, отчасти из соображений безопасности, отчасти потому, что пока дверь была за его спиной, происходящее оставалось тайной князя и его конфидента.