На костре в центре лагеря в котле подгорал обед. Я потянулась было к Источнику. И тут до меня дошло, что это за странные кучки пепла лежат вокруг. Села я прямо где стояла. Взгляд упал на пачку сигарет, я трясущимися руками вытряхнула одну и прикурила от пальца, забыв об осторожности. Да, я опоздала. Судя по содержимому котла, в лучшем случае на полчаса. Докурив, я вытащила из плавающих вокруг обрывков заклинаний все, что могла. И по собранному получалось, что сааланец был один. Он не скрывался, так что, встретившись, я его непременно узнаю. Просто, быстро, чисто. Усыпил, разорвал ствол головного мозга и сжег. И проделал он это со всеми одновременно. Останься у меня хоть немного нервов, я бы испугалась еще больше, на этот раз задействованных им походя сил и точности, с которой он все проделал. И... И выходило, что ушел он на своих двоих. После всего, что сделал.
Ожог на пальцах от сигареты, дотлевшей до фильтра, я скорее увидела, чем почувствовала. Отбросила ее и запустила руки в волосы, закрывая лицо. Лагеря больше не было. Он справился со всеми меньше чем за пять минут. И успей я вовремя, не факт, что продержалась бы против него хоть сколько-то лицом к лицу. Тут был боевой маг саалан. Настоящий. И теперь ветер разносил пепел, который он оставил от моих друзей.
Надо было уходить. Я бросила последний взгляд на лагерь и почти побежала к дороге по одной из лесных тропинок. Не к машине, черт с ней, она все равно одноразовая. Через десять вдохов я уже знала, к какой точке на границе спешу. До Хельсинки я добралась через двое суток, проведенных почти без сна. Мне уже начинало мерещиться всякое, так что я сняла койку в хостеле на все, что было в кармане, и упала на подушку. Утром привела себя в порядок, позвонила с одолженного мобильника на один из номеров экстренной связи, сказала условленную фразу и пошла в кафе, прилагавшееся к ней. Если Эгерт в городе - придет сам. Если нет - будет кто-то от него. На последнее я купила большой кофе.
Через полтора часа в зал вошел Эгерт и, оказавшись рядом с моим столиком, вдруг меня крепко обнял и сказал: "Ты жива. Я не надеялся".
Еще через час мы были в каком-то домике у озера, он поил меня чем-то темным, сладковатым и очень крепким. Как я потом узнала, Штрох ровно в два раза крепче водки. Я сперва рассказывала спокойно, хоть и глотая слова, потом плакала в Эгерта, а дальше было утро и совершенно дикое похмелье. И я сказала, трогая еще влажные после душа волосы и сражаясь с жуткой жаждой:
- Я хочу, чтобы его не было. Я хочу стереть его, чтобы и следов не осталось.
- Наместника? - уточнил Эгерт и дал мне бутылку Перье.
- Угу.
Он посмотрел на меня внимательно и долго.
- Хочешь - делай. Я помогу.
Ленту новостей Полина читала на псковском автовокзале, в Гатчине или в Кузьмолово - где получалось. Сидя в вокзальном кафе, она открыла новость полностью, отпила из чашки и поморщилась: мятный чай с ромашкой был омерзительно горьким. Подойдя к стойке, Полина попросила воды. Вода горчила тоже. Полина с полминуты молча посмеялась над собой: пепел Клааса и прочая подростковая романтика после сорока пяти, охренеть как вовремя. А если не шутить - наверное, ей больно. И похоже, что очень больно. Со стороны ее внутренняя жизнь выглядела как короткий, но явный упрек качеству чая. Впрочем, в кафе она была одна.
Она выбрала в списке контактов Маринин номер:
- Мариш, привет, в народные новости глянь.
Из трубки она услышала вздох:
- Поль, да видела я уже. Ты же понимала, что к тому шло?
- Да. Одна она по-любому не смогла бы жить, это был только вопрос времени.
- Ну вот и все. Нет больше рыжей девочки...
- Ну и, - Полина огляделась, убедилась, что в зальчике пусто, а продавец за стойкой по уши в комме, и закончила, - пусть теперь молятся, как умеют. Я, конечно, не она, но пятки им прижарю. За них обоих.