Купол

Протиснувшись между корявых наклонных стволов, я приблизился к шару.

Провел пальцем по шершавой поверхности. Посыпались сухие чешуйки. Вы хотели НЛО, господа человечество? Вы много лет мечтали о них! Вы заработали на них кучу денег! Вы сняли десятки фильмов и написали сотни книг о том, чего никогда не было. Так вот получите желанный объект. Ешьте его с маслом. Вы же хотели! Изучайте, кладите под микроскоп. Что же вы бросили его здесь, в лесу? А-а-а, понятно! Силенок не хватило! Даже сдать в металлолом! Он оказался совсем не тем диском с веселыми огоньками и маленькими зелеными человечками…

Железные шарниры лап теперь прикипели намертво. «Двести девяносто тонн», — подумал я.

Двести девяносто тонн. ЭТО летать не может ни при каких обстоятельствах. Нет технологий, которые заставили бы ЭТО совершать медленный горизонтальный полет. И даже не оказалось технологий, чтобы помешать этим медленным горизонтальным полетам. Правда, удалось отстрелить несколько суставчатых лап. Но шар, похоже, мог садиться на любые свои лапы, то есть, по нашим понятиям, на бок или вообще вверх ногами… Хотя — где у шара верх, а где низ? После того как военным приказали стрелять, стало ясно, что объект обладает огромной массой, и сбить его с дороги способен разве что ядерный боеприпас.

Я долго стоял около шара. Его ржавое притяжение не отпускало меня. Я раньше не видел его так близко. Это было чистой воды издевательство. Простое и гениальное. Нам показали, что наши технологии не стоят ничего против наших же тупо использованных материалов. Когда шары перестали летать и упокоились по лесам и полям, один из них с большим трудом и большими предосторожностями разрезали на части. Бригада «имени Шуры Бала-ганова» трудилась почти три недели. Шар оказался сплошной отливкой обыкновеннейшей стали марки «три». Причем отливкой не сильно качественной: в шаре оказалось множество мелких раковин, трещин, разных несгоревших примесей, песка и камешков. Словно его делали нарочито кое-как, будто мы недостойны лучшей демонстрации, будто для нас, недоразвитых, и так сойдет. И, когда дефекты были обнаружены, никто не злорадствовал по этому поводу. Мол, мы и получше можем… Потому что ОНИ сумели заставить шары летать. Суставчатые лапы в полете двигались лениво, слишком лениво и медленно. Непонятно, как и для чего они вообще двигались. И уж, конечно, ни о какой аэродинамике речи не шло при таком соотношении размеров и массы.

Нет, это было издевательством, потому что шары были пассивными куклами, не имеющими внутри себя ничего, но ведомыми могучим кукловодом. Нам показали кукольный спектакль. Вот видите, как бы говорили нам, мы тоже чем-то машем для того, чтобы летать. Так показывают детям бабу Ягу, летящую в ступе. Дети верят. Но мы-то не дети. По крайней мере, мы так считаем…

Я почувствовал бессилие и беспомощность. И обиду. И злость. Ведь ОНИ легко бы могли… А мы ничего бы не смогли… И те вопросы, что закрючили всю планету, не решены и сейчас: кто? как? зачем?

И еще это видение, которое я не могу забыть с самого детства…

Зачем я сюда приехал? Как говорится, хороший вопрос. Вообще-то, если честно, не знаю… Ностальгия по родным местам — да, но не только. Что-то большее, душевно-глубинное. Наверное, я пришел на свидание к Ней. Глупо и безнадежно. Но… сокровенное нельзя рассказать никому. Нельзя рассказать другу, он не поймет. В лучшем случае фальшиво посочувствует. Нельзя рассказать жене, самому близкому человеку: она, без сомнения, станет ревновать, хотя это глупо, ведь предмет моих душевных волнений не является реальной женщиной, это символ, недостижимая мечта, чистая выдумка. Но жена все равно будет ревновать — женская природа непреодолима. Сокровенное можно доверить лишь мертвым черным закорючкам на мертвой белой бумаге.

Мое бесконечно далекое детство прошло в Затинске. Тогда, в крошечном и неустроенном поселке, почти деревне, не было еще электричества. Трудно поверить, но первые три класса я учился при керосиновой лампе. Какие развлечения были у мальчишек? Летом купались в Тинке, ловили мелких ершей, играли в «вой-нушку» и лапту, ярки да прятки. Ходили в лесок курить украденные у отца папиросы. Помогали маме по хозяйству. Крупной скотины здесь никто не держал, но для утей-гусей местность очень располагала. Зимой ходили с родителями на болота за клюквой.

Жизнь потихоньку шла вперед. И вот уже приковыляли к нам откуда-то, со стороны районного города Тронска, высокие мачты с проводами. В домах появился свет. Было, как водится, много разговоров про «лампочку Ильича», про заботу партии… Но главное чудо пришло через несколько лет. В поселке построили клуб с кинозалом. Картины привозили редко, каждая была событием. И вот однажды, когда мой возраст подошел к тому рубежу, когда вдруг понимаешь, что девочки — не просто подружки по играм, а нечто более значительное, когда начинаешь думать о них по-другому, когда на уроке больше украдкой смотришь на них, а не на доску, я увидел Ее. И был сражен навеки.