— Никто не пострадал, вот что. Шары, сидящие на земле, взлетели, как только прибыли ракетчики. Я более чем уверен, что шары поднялись на три километра, обнаружив излучение РЛС. Они как будто специально поставили себя в оптимальные условия для ракетного удара…
— Или уводили взрывы ракет туда, где они не повредят дома.
— Или купол. — Трегубов отхлебнул чаю.
— Или и то, и другое.
— Согласен. Во всяком случае, они явно не желают причинить нам вред. То есть на данном этапе агрессией не пахнет, что бы там ни говорил уважаемый товарищ полковник.
— Говорят, два частных дома все же пострадали. Оторванные лапы пробили крыши и потолки.
— Похоже, ни один осколок не упал внутрь круга. Во всяком случае, пожаров не было. Значит, они умеют отклонять траектории падающих предметов. — Профессор отпил чай. — Они разумны, Сергей. Во всяком случае, в нашем понимании разумности. А вот мы показали себя дикарями, бьющими своими деревянными копьями по их броне… Я вообще сомневаюсь, что мы бы считались разумными в масштабе, скажем, Галактики. Или даже нескольких звездных систем. Как тот африканский вождь сотни человек. У себя в деревне он самый разумный, а привези его в Нью-Йорк или хотя бы в Каир… Время, Сергей. Время покажет…
— Может, это наши военные эксперименты?..
— Может, и так…
Полковник поставил на стол бутылку, положил газетный сверток:
— Ну, ребята… давайте.
Прапорщики переглянулись.
— Ну, что мнетесь? Бутылку никогда не видели? А, Михеев?
— Видели, товарищ полковник…
— Значит, так: на ту «территорию» трезвым не зайти, понятно? Профессор доказал на себе… ха-ха. Вы идете в разведку. Вдвоем. Берете рацию. И оружие. Доходите до купола. Куликов идет первый. Ты, Толя, с рацией, за ним. Докладываешь каждый шаг. В купол без разрешения не входить! Обойдете его вокруг, доложите. А вообще — действуйте по обстановке. Главная задача — выяснить, есть ли там какие опасности. Ясно?
Прапорщики еще раз переглянулись.
— Так точно, товарищ полковник!
В свертке оказались огурцы, черный хлеб, кусок копченой колбасы. Полковник самолично налил два полных стакана. Секунду подумав, вылил остатки в третий стакан.
— Ну, ребята… не стесняйтесь.
И выпил первым. Закусили, помолчали пять минут.
— Разрешите идти? — Михеев привстал.
— Идите, время не ждет.
Про себя подумал: «С Богом». А вслух сказал:
— Осторожней там…
II
Электричка здесь лишь делает вид, что останавливается.
Двери открылись уже на медленном ходу. Едва я соскочил с подножки, как поезд, печально пискнув, прибавил скорость и усвистел за поворот. Я огляделся. Вдохнул по-полной. Красота! Запахи лесные, птички поют. Никто больше не вышел. И никто не сел. Это хорошо, что никого.
Темные плиты короткого перрона с пробивающейся в трещинах высокой травой местами взялись мхом. Лес стоял стеной с обеих сторон железки. Едва заметная тропка вела в сплетение хвойных и лиственных веток. Да, ходоки здесь не часты… Я закурил, надел рюкзак на оба плеча — удобно. Едва слышно булькнуло за спиной, и я, довольный, как алкаш-однохарыцик, обрубивший все «хвосты», осторожно спустился по бетонной обрушившейся плите и вошел в лес. Под кроссовками захрустела сухая рыжая хвоя. Запищали комары.
Первым делом основательно помочился. Вот это кайф!
Не то что бы я здорово пил, нет, редко, но уж если случается, то люблю, чтоб с полным удовольствием. Не сто грамм в забегаловке по губам размазать, а уж выпить, так в «плепорцию», в человечьих условиях, и чтобы мера одна была — душа. Терпеть не могу, когда водки не хватает и приходится гонца посылать, да жданки ждать, да слюни глотать. Еще хуже самому бежать или догоняться «гвардейским тычком» в заплеванной рюмочной. Противно это и унизительно, вместо кайфа одна головная тупость образуется. Потому и взял двухлитровую «торпеду». Чтобы хватило и мне, и проводнику. И туда сходить, и назад. И чтоб мою «серость» будущую спрыснуть. А что — серые, они тоже пьют. Как в среднем по стране. Получится там что или нет, но с водкой проблем не будет.
Потопал я вперед по тропинке, отмахиваясь от мошкары и колючих веток. И размышляя о разных разностях. Места эти, с детства знакомые, особой ностальгии не вызывали, во всяком случае, носом я не хлюпал и слез не размазывал. Так, грустилось чуть-чуть…
Шел я уж добрых полтора часа, когда эта встреча случилась. Как предупреждение. Как напоминание, что все серьезно и не поздно еще свои оглобли повернуть назад.
Шнурок у меня развязался, зацепился за что-то. Присел я на корточки, завязываю. Глаза вниз, само собой. Я его не увидел — почувствовал. Будто потянуло меня влево. Качнуло даже. Чуть набок не завалился.
Он стоял в самой чаще, в пяти шагах слева от тропинки, — огромный, на треть вросший в землю шар. Диаметром пять метров, лишь немного ниже окружающих его деревьев, покрытый толстым слоем темно-охряной ржавчины, с торчащими во все стороны суставчатыми лапами, которые оканчивались гротескными подобиями сапог с ребристой подошвой. Те несчастные деревца, что оказались под ним, торчали теперь во все стороны засохшим взрывом.