Куприн: Возмутитель спокойствия

Провожала, кроме Ксении, только Мария Ивановна Гликберг. Когда провожающие вышли из вагона, Ксения через приоткрытое окно взяла отца за руки. Поезд тронулся, руки разжались, и она видела, что он так и застыл с поднятыми руками, и скорее догадалась, чем услышала: «Лапушки мои, лапушки!» Она расплакалась. «Наконец», — не без осуждения заметила Мария Ивановна.

Поезд выбирался из Парижа.

В Москве набиралось для «Правды» сообщение ТАСС:

«Возвращение Куприна в Советский Союз.

29 мая выехал из Парижа в Москву возвращающийся из эмиграции на родину известный русский дореволюционный писатель — автор повестей “Молох”, “Поединок”, “Яма” и др. — Александр Иванович Куприн»[401].

Писатель «просто ехал за город», обнимая Ю-ю. Он не понимал, что в этот момент обеспечивает себе положенное место в истории русской литературы и солидную посмертную славу. Сам того не зная, он впервые на тысячу шагов обошел Бунина, которого в СССР разрешат читать и вспоминать только после смерти Сталина.

Гражданин Советского Союза

1

В Москву ехали новые советские граждане: Александр Иванович и Елизавета Морицовна Куприны. Они возвращались в канун 20-летия Октября. Легенда о поездке за город должна была развеяться как минимум на границе, где появились советские пограничные служащие, приветствовавшие писателя на родной земле.

А в это время в Москве готовились к торжественной встрече. Ритуал уже был отработан, достаточно вспомнить, как встречали Горького в 1928 году[75*], тоже в мае и на том же Белорусском вокзале (куда прибудет и поезд с Куприным): многотысячная толпа на привокзальной площади, транспаранты, сияющие лица молодежи, на перроне пионеры с барабанами и флагами, Горький из окна вагона пожимает тянущиеся к нему руки, потом выступает с приветственным словом, памятные фотографии с рабочими делегациями, Горького триумфально несут на руках... Конечно, такого размаха при встрече больного Куприна не было, однако главное предусматривалось: приветственная речь, фотографии для прессы, был приглашен кинооператор.

Состав встречающих утверждался задолго; еще 20 апреля Елена Сергеевна Булгакова, жена Михаила Булгакова, записала в дневнике: «Слух о том, что приехал в СССР Куприн»[402]. То есть подготовка к встрече уже шла. Ответственные из Союза писателей разыскивали бывших друзей и коллег Куприна, которым он мог бы обрадоваться. Нашли Василия Регинина и Петрова-Скитальца. Не нашли Николая Вержбицкого, тогда работника «Известий», но он явился сам. Не позвали Марию Карловну Иорданскую, та обиделась и на вокзал не поехала.

Точный состав делегации назвать не беремся, но, судя по воспоминаниям, из старых знакомых Куприна, помимо Регинина и Скитальца, был еще Иван Поддубный; от Союза писателей — Александр Фадеев, Федор Панферов во главе с генеральным секретарем и главным идеологом Союза Владимиром Петровичем Ставским. Последний рассказывал, что еще до прихода поезда договорились о том, кто первым пойдет к Куприну, — Регинин:

«Так и сделали. Регинин с объятиями и приветствиями бросился к Куприну. Тот с каменным лицом выговорил:

— А вы кто такой?

Тогда Фадеев выдвинулся вперед и обратился к Куприну с приветствием.

— Дорогой Александр Иванович! Поздравляю вас с возвращением на родину!

Результат был такой же. Куприн тем же безжизненным голосом спросил:

— А вы кто такой?

После этого никто ничего не говорил. Вышли на площадь, посадили Куприна в машину и разъехались»[403].

Надо сказать, кинохроника встречи Александра Куприна 31 мая 1937 года эти воспоминания не во всем подтверждает. Ни Регинина, ни Фадеева мы в ней не увидели. Растерянному Куприну помогает спуститься из поезда на перрон не Регинин, а Панферов. Он же потом ведет его по перрону, подхватив под локоть правой руки, висевшей безжизненно. Другой рукой Куприн держится за локоть жены, которая обворожительно улыбается встречающим и фотокамерам. Мелькает лицо Петрова-Скитальца, он смотрит на Куприна с нескрываемой тоской и даже страхом. Куда делся тот «зверь», которого когда-то он еле скрутил во время драки с Леонидом Андреевым у Ходотова?..

Через пару дней Скиталец рассказывал о встрече собратьям, и один из них записал в дневнике:

«Не виделись они 25 лет, с 1912 года. И вот, довелось... Встретились. Но как! Это было грустное свидание. В сущности Куприна нет, — есть “то, что было Куприным”. Бедняга стал развалиной, полутрупом. Не узнает окружающих, ничего не помнит, еле идет, поддерживаемый женой. Явно опоздал вернуться. Хотя бы лет с пяток тому назад! <...>

— Ну, здравствуй, Александр Иванович, здравствуй... Скиталец! Скитальца помнишь? Не узнаешь?

— Скитальца? A-а... Да, Скитальца помню. Вспоминаю...

И говорит безучастным голосом со Скитальцем о Скитальце в третьем лице»[404].