Фоллер повернул ручку и медленно открыл дверь. По полу потянуло могильным холодом. В настежь распахнутое окно лился кровавый свет. Он освещал покрытые тёмной слизью стены, в которых что-то пульсировало. С потолка на примотанном к цепи крюку свисало забинтованное, как мумия, человеческое тело. Пол комнаты походил на решётку, под которой темнела бездонная пропасть.
Мать — Джону хотелось на это надеяться — лежала на кровати под одеялом. Её стоны звучали непрерывно, и Фоллер заплакал — почувствовал её боль как свою собственную. Он тихо позвал маму, потом снова уже громче. В ответ — лишь молчание… Маленький Джон подходил ближе, с опаской поглядывая на раскачивавшееся тело. Потянулся рукой к одеялу. Напряжение нарастало, сердце билось словно в конвульсиях, дыхание будто кто-то крал.
Внезапно одеяло сползло само, и Джона схватили за руку. Увидев обезображенное, высушенное лицо матери с пустыми глазницами, мальчик истошно завопил, а женщина неестественно растянула рот в улыбке.
— Что такое, сыночек? — тихо спросила она, и из глазниц по впалым щекам потекла смешанная с гноем кровь. — Хочешь к маме?
Фоллер продолжал истерично вопить, что забавляло облачённое в белую полупрозрачную ночнушку чудовище.
Квартиру наполнил густой туман. Почувствовав, что рука свободна, Джон бросился бежать… но стены и двери вдруг исчезли, а под ногами хлюпала неизвестная субстанция фекального цвета.
— В нашем мире нету счастья,
Всюду зло и куча бед.
Стать счастливым невозможно,
Так послушай мой совет.
Надменный грозный женский голос ударил со всех сторон, и Фоллер, рухнув на колени, закрыл уши ладонями. Но это не помогло — исковерканная мамина песня звучала в его голове, заглушая мысли.
Никогда не будь ты добрым,
Не жалей и не ласкай,
И ублюдочным людишкам
Душу ты не открывай.
Подняв глаза, Джон увидел обнажённую мать. Всё её синюшное тело покрывали струпья и трупные пятна, под сморщенной кожей что-то ползало.
Всё равно завиноватят
И польют тебя дерьмом.
Люди — это просто стадо,
Пусть горят они огнём.
Туман рассеялся, и Фоллер вместе с матерью очутился в огромной клетке без дверей. Из темноты к толстым ржавым прутьям что-то приближалось, мерзко хлюпая.
Раз, два — угомонись,
Теплом своим ты не делись.
Три, четыре — царь здесь ты,
Наплюй на ихние мечты.
Мать повернулась к Джону спиной и вонзила острые ногти в свою шею сзади. С ужасом мальчик наблюдал, как она сдирает с себя кожу, обнажая позвоночник, усеянный мелкими личинками.
Пять, шесть — важна лишь власть,
Так насладись ты ею всласть.