Фоллер выскочил из тоннеля за пару секунд до его обрушения, оглянулся и увидел пригвождённого к земле солдата. Несчастный, истекая кровью, тянул руку и дрожащими губами пытался что-то сказать. В его глазах президент видел невыносимую боль…
* * *
Джон, которому неделю назад стукнуло двадцать пять, вошёл в комнату к больной матери и сел возле её кровати на стул. Шторы на окнах были задёрнуты, но тусклый ночник, стоявший на прикроватном столике, освещал бледное лицо женщины.
— Здравствуй, родной, — мать положила худую ладонь на колено сына. — Как у тебя дела?
— Всё хорошо, мама, — Фоллер погладил её по руке и тепло улыбнулся. — На следующей неделе я выхожу на стажировку в администрацию центрального округа Спейстауна.
— Значит, ты твёрдо решил пойти в политику?
— Пора сделать наш мир лучше. У меня полно интересных идей. Я продолжу дело отца и обязательно достучусь до президента.
— Ты выбрал трудный путь. Борись до последнего, и у тебя всё получится. Жаль, что меня уже рядом не будет.
Фоллер чувствовал, как дрожит материнская рука, видел, как тяжело вздымается её грудь.
— Прекрати, — сдержав слёзы, попросил он. — Ты ещё так молода. Мы вместе справимся с этой бедой.
— Спасибо, — мать постаралась улыбнуться, но вместо этого скривилась, почувствовав сильную боль.
— Что с тобой? — Джон подскочил со стула. — Плохо?
— Давит… в груди, — еле слышно простонала мать.
В её глазах он прочитал короткое, но искреннее «Прости меня». Это был взгляд человека, смирившегося со смертью.
Женщина страдала оттого, что больше не сможет поддержать сына в трудную минуту, не разделит с ним радость, не обнимет крепко и не скажет «Люблю тебя». Слабость всё сильнее охватывала её, тело будто превращалось в камень.
— Я сейчас! — Фоллер бросился в другой конец комнаты к полке с лекарствами. — Мам, я нашёл! — Но, вернувшись к матери, он увидел её застывшие глаза.
Ладонь разжалась, и бутылёк с таблетками разбился возле ног на мелкие осколки.
— Мам… — Фоллер потормошил мать за плечо. — Мама!
Но ответил ему лишь дождь, звонко забарабанив по стеклу. С каждой секундой он становился сильнее, в небе над дальней окраиной Спейстауна полыхнула молния и почти сразу же прогремел гром.
Упав на колени возле кровати, Джон сжал простынь и заплакал. Его слёзы падали на руку мёртвой матери и скатывались в её раскрытую ладонь. Он мечтал показать ей новый мир, где политики станут настоящими слугами народа, прекратят душить непомерными налогами, будут заботиться о детях и стариках и отвечать перед законом как и все. Пусть мечта и детская, но отступать от неё он не намерен, особенно теперь.