В Риме в соборе Святого Петра стоит бюст Петра, тёмный от времени. Одна наша туристка спросила экскурсовода:
– Он что, был негр?
– Нет, еврей.
– Ну, знаете, это уж слишком!
Китайцы едят всё, что движется, кроме танков, всё, что летает, кроме самолётов, и всё, что плавает, кроме подводных лодок.
Чтоб я тебя видел на одной ноге, а ты меня одним глазом.
На улице мы с женой видели такую картинку.
Едут трое ребят на роликовых коньках, а позади идёт мужчина с загипсованными рукой и ногой и объясняет, как надо правильно кататься.
В Алиарве мне рассказывал один парень: «Хожу по улице и вижу: все рестораны полные, а один – пустой. Никак не мог понять почему. Взял и пошёл. И только потом, уже в больнице, понял почему».
Я выступал на вечере Совета Федерации. Вёл концерт для них. Пришёл домой, говорю жене:
– Строев поцеловал меня, благодарил за интеллигентное ведение вечера.
Жена говорит:
– Ты что, шутил?
– Нет, – говорю, – если бы я шутил, у него бы уже не было оснований благодарить меня за интеллигентность.
Её знакомая – ясновидящая. Её ударило током. Врачи констатировали смерть. Она три дня пролежала в морге, очнулась, встала, пошла. Увидела – сидит за столом сторож, разложил на столе колбаску, огурчики, хлеб, налил стакан, только хотел выпить, как подходит голая женщина и говорит:
– Скажите, где здесь выход?
Он остолбенел и говорит:
– Погоди, я же ещё не пил!
Она снова:
– Не подскажете, где выход?
Он спрашивает:
– Ты с какого лежака?
Она пошла, показала.
Он убедился, что лежак пустой, и говорит:
– Ты что ж, такой голой и пойдёшь? Возьми хоть пиджак.
Она взяла пиджак и пошла.
Он выпил стакан, огляделся – никого – и сказал:
– Видно, показалось. – Потом подумал и добавил: – А кто ж тогда пиджак спёр?
Я выступал перед русскоязычной аудиторией. Вышел, публика зааплодировала. Я, как обычно, сказал, что рассчитывал на большее.
– Я сейчас уйду, потом вернусь, и вы меня уже встречайте, как родного.
Пошёл за кулисы и слышу:
– Когда вы вернётесь, вы уже можете здесь никого не застать.
Зал грохнул.
В Карловых Варах я познакомился с певцом из Нью-Йорка Мишей Гулько. Иногда мы вместе ходили к источнику пить воду. Однажды я пошёл один и, стоя за столбом, услышал разговор двух женщин. Одна говорит: «Вчера, вот здесь, на этом месте, стояли и разговаривали Михаил Задорнов с Михаилом Шуфутинским».
Ужинали с Таничем. Объелись. Кто-то сказал:
– Пора подумать о горячем.
Танич тут же ответил:
– Но только подумать.
Губернатор своим подчинённым дал квартиры, машины, дачи и говорит:
– Надо теперь и о людях подумать.
– Да, – говорят подчинённые, – мы уже давно хотели к вам обратиться, нам бы душ по тридцать.
У доктора искусствоведения Ю. Дмитриева, говорят, диссертация по цирку начиналась словами: «XIX век в России прошёл под знаком конного цирка».
Стояли мы как-то со Славой Войнаровским на улице. Войнаровский – мужчина представительный, 140 килограммов. Он поёт в Большом театре и в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. И за границей поёт. А в 80-х годах ещё и подрабатывал у Петросяна. Играл в миниатюре «Спокойной ночи, малыши!» Хрюшу. Мы стоим, подходит мальчик и говорит: «Дядя, я вас знаю, вы по телевизору Хрюшу изображали». Войнаровский грустно посмотрел на мальчика и сказал мне: «Вот и слава пришла».
Мы ездили с «Аншлагом» по Волге на теплоходе. Жили на теплоходе, а в Дома культуры нас возили на машинах. И вот еду я на «Волге», слева – шофёр, справа – открытое окно. А параллельным курсом едет «мерседес», в нём тоже открытое окно, за рулём крутой мужик из «новых русских». Вдруг я слышу, в «мерседесе» звонит мобильник. Я решил пошутить и говорю:
– Если меня – меня нет.
Мужик берёт мобильник и говорит:
– Его нет.
Он приехал в Москву из Баку. Там он был эстрадным автором и конферансье. Работал в азербайджанском эстрадном оркестре.
А до этого подрабатывал переводом фильмов.
Он приехал в Москву и стал писать для Петросяна. Номера были очень смешные.
Он и сам их читал очень хорошо. Однако я проходил лучше. Мог спокойно идти за ним и всё равно проходил. Я никак не мог понять, почему так: номера у него были часто смешнее, чем у меня, и читал он не хуже, а я всё равно проходил сильнее. И только повзрослев, я понял, в чём дело. Понял тогда, когда молодые ребята стали выступать лучше меня. Хотя с моими текстами артисты имеют куда больший успех. То есть тексты крепкие. Всё дело в энергетике исполнителя.
Гриша Минников и в жизни говорил очень остроумные вещи. Когда-то мы приехали на гастроли в Калугу. Пошли в ресторан. Гриша сел за стол, открыл меню и сказал:
– Посмотрим, чем здесь отравили Циолковского.