Куратор

Танцующая пара на живых картинках была в повязках с нарисованными глазами. Ди провела рукой по лицу. Нечто гораздо легче и тоньше, чем повязка, спало, и мир изменился.

Там, где круглились три холма, под болезненно-ярким желтым светом лун торчали три высоких колонны – большая, еще больше и самая большая. Тени от исполинских камней искаженными, неровными силуэтами ложились на каменистое плато. Дорожка, освещенная светящимися шарами, вела под гору.

Окно оказалось гильотиной, под которой стояла ивовая корзина, а рядом на табурете сидела древняя старуха. Ее белые волосы свешивались до земли, и она смотрела на Ди заспанными глазами. В руке она держала огромную сверкающую иглу с вдетой в ушко черной бечевкой. На лбу старухи была татуировка – темно-красный треугольник.

Усердный работник

Гляньте на этого шелудивого вола, подумал Ван Гур, смерив взглядом бородатого гиганта в оборванной рубашке и штанах, который стоял у его стола под каменным тигром, освещенный полуденным солнцем, прижимая к груди шляпу, состоявшую почти из одних дыр.

– Тебя лейтенант Барнс прислал?

– Так он представился, сэр, – заговорил великан. – Он сказал к вам подойти насчет работы. Я усердный работник, сэр, я могу делать все что надо, хоть какую грязную работу. Мне бы на хлеб себе заработать.

– А ты знаешь, что он ненастоящий лейтенант? – Ван Гур отдавал должное мужеству желторотого волонтера – явиться с утра пораньше и потребовать целое здание в качестве подарка своей подстилке, но все-таки он не военный, как его ни называй. – Эти зеленые повязки, которые студентики на себя понацепляли, просто тряпки, лоскуты. – Сержант постучал по знакам различия у себя над нагрудным карманом: – А вот это настоящее.

– Да, сэр, – закивал немытый гигант. – Я усердный работник, сэр, я в работе хоть кого обгоню.

– Это ты так говоришь, но, насколько я вижу, хорошо у тебя получается только тень отбрасывать. Где я тебе возьму работу?

– Я усердный работник, сэр. – И великан улыбнулся маленькой красной улыбкой – будто яркая вена проступила в черной массе бороды.

– Ты это уже три раза сказал.

Гигант заморгал. Ну и тетеря! Но это даже хорошо. Каждой армии нужно побольше тетерь.

Хмыкнув, Ван Гур придвинул к себе пухлую стопку бумаг, где требовались люди на различные должности. Листая заявки, сержант поглядывал на огромную фигуру перед ним, соображая, куда бы употребить такие габариты. Он спросил, грамотен ли этот «усердный работник», ожидая услышать «нет». Однако проситель сказал «да».

Великан достал из кармана мятый листок, развернул и протянул Ван Гуру:

– Вот стихи, которые я написал.

Сержант взял листок. Название гласило: «Избранная душа». Стих начинался так: «Избранница всех душ, на небе ты теперь, избранница сердец, любимая сердечно…»

Ван Гур был приятно удивлен:

– Неплохо.

Может, на вид этот верзила не лучше кучи дерьма, но стихи у него настоящие. Даже университетский щенок вроде Барнса лучше не напишет. Стихотворение было подписано «Энтони».

– Ладно, Энтони, вот что мы с тобой сделаем… – Сержант вернул листок и велел Энтони сходит к экипировщикам за формой, а затем отправляться на Лигейт-авеню в брошенное посольство и готовиться вести учет.

Ван Гур будет отправлять к нему бывшую челядь богатеев и разных мелких сошек свергнутого режима. В корпусе Кроссли есть профессионалы, которые допрашивают арестованных, но им нужен человек для разговора с этими мелкими прихлебателями Короны, а по площади зря шататься нечего. Посольство, к которому Энтони отныне приписан, принадлежало государству, которое временное правительство не планирует пока звать обратно, поэтому Энтони может устраиваться как дома.

– Сперва записывай их имена, – объяснял Ван Гур. – И проводи беседу. Скажи строго: расскажите мне все, что вам известно о хапугах, на которых вы работали, плюс еще что-нибудь интересное – короче, выкладывайте все как на духу. И записывай, что они скажут. Закончишь – отправляй их восвояси, а мне присылай рапорт со своими выводами. Как думаешь, тебе это по силам?

Чернобородый Энтони ответил, что справится. Он с ними побеседует. Он усердный работник.

Это было три недели назад.

Δ

Уже наступила ночь, когда Ван Гур бросил поиски. Он больше часа рыскал по пожарищу. Горничной там не оказалось – ни за горами обломков, ни в сгоревшем шкафу, ни под слоем пепла. Он схватил кусок оплавленного кирпича и швырнул в белую кошку, сидевшую на выступающем остатке пола второго этажа, гаркнув от досады. Кирпич пролетел мимо кошки и исчез в темноте с глухим ударом. Кошка и ухом не повела, безмятежно глядя на сержанта светящимися голубыми глазами. Она смотрела на него с таким выражением, что Ван Гура даже посетила мысль, будто шлюха-горничная каким-то образом превратилась в кошку. Но это, конечно, крестьянские байки. Сержант сказал кошке, что жаль тратить на нее пулю, и в гневе вышел через дверной проем без двери.