– Слушайте меня внимательно. Алексей Павлович пока спрячет вас в городе. На улицу носа не высовывать. Ни одна живая душа не должна знать, что вы здесь. Ясно? Если же так сложатся обстоятельства, что вам придется выйти, где бы и с кем бы вы ни увидели свою маму, на глаза ей не показывайтесь. Это очень серьезно. Очень. От этого зависит ее жизнь.
– Мамина?
– Да. Я не имел права вам это говорить. Но деваться некуда. При первом же удобном случае вас выведут из города. И упаси вас боже заниматься какой-нибудь самодеятельностью! Я говорю ясно?
– Ясно.
– Алексей Павлович, займитесь убежищем сейчас же. Переправите их с наступлением темноты. А пока пусть поскучают здесь.
Майор поднялся.
– А как с собакой, товарищ майор? - спросил Алексей Павлович.
– А что с собакой?
– Ее ж выводить надо.
– Решайте сами.
Майор кивнул и направился к двери, но остановился.
– И еще запомните, на всякий пожарный случай, вы никого в этом городе не знаете, кроме школьных приятелей. Ни-ко-го! И Алексея Павловича не знаете. И не видели никогда.
Майор ушел. Алексей Павлович убрал со стола газету с хлебными крошками.
– Да-а… Мастера вы кашу варить. Сидите здесь. За вами придут. Если что приспичит, по коридору направо вторая дверь. Телефон не трогать. На звонки не отвечать. Все, пожалуй. Я пошел.
Алексей Павлович вышел и прикрыл дверь. Павел и Петр остались одни.
Василь и Толик выскочили к реке у поворота. Оба поцарапались, перелезая через заборы и заборчики, пробираясь напрямик сквозь кусты шиповника.
Рубахи прилипли к спинам. Глаза заливал пот. Губы стали солеными. Каждая царапина на теле саднила. Не хватало воздуха, оба дышали торопливо, глубоко, но жаркий воздух только сушил глотки.
Они выскочили на берег и поползли в высокой осоке. Так еще недавно ползали к "антилопам" Великие Вожди на великой охоте. Ох уж эта осока!… Бритва трава!
Река в этом месте круто сворачивала.
Городская сторона, заросшая осокой, была пологой и плоской. Лесной берег подмывала буйная вода, он был обрывист и весь оплетен обнаженными корнями деревьев. Возле него возникали водовороты, крутился мусор. Сюда должно было снести тело лейтенанта, если его не зацепили прибрежные ветлы или какой-нибудь топляк-коряга.
Мальчики напряженно всматривались в воду у противоположного берега. Они лежали плашмя, видно было плохо, а встать не решались. Вдруг и там, за деревьями, немцы?
Вода кипела, крутила остатки моста - доски, щепки, сломанные, еще зеленые ветки деревьев.
Толик то и дело утирал глаза ладонью: затекал пот.
Василь скрюченными пальцами вцепился в сухую тину. На мгновение ему показалось, что вода ворочает вместе с досками беспомощное тело человека. И тут же оно исчезло. Может, померещилось? Может, так сильно хотелось найти лейтенанта, что лейтенант и в самом деле почудился?
Василь сел, отряхнул с ладошек песок.
А если не почудился?
– Толик, плывем?…
– Что ты? Закрутит…
– Дрейфишь?… А лейтенант там пропадает.
– Да нет его.
– Я видел, - Василь уже и в самом деле верил в то, что видел лейтенанта. - Плывем.
Он сполз в воду и поплыл против течения, чтобы не так быстро сносило, сначала он медленно отдалялся от берега, словно бы барахтался на одном месте. Потом вода подхватила его, понесла, а он все взмахивал руками, не даваясь, отвоевывая у реки пространство пядь за пядью.
Толик заплакал, так ему стало жалко Ржавого, и себя, и лейтенанта. Вода, лес, Ржавый - все слилось от слез в пестрое рябое пятно. Да что же это? Что ж это?! Там, в лесу, может, прячутся фашисты. Может, целятся из пушки в Ржавого!
Толик шмыгнул носом, протер глаза тыльной стороной ладони, решительно сунулся в воду, отчаянно поплыл саженками, выбрасывая попеременно руки вперед, ощущая упругий ток реки. Ну и пусть… целятся… пусть!… И в них… целятся… красноармейцы… Еще неизвестно, кто выстрелит первым!
В плечо стукнула доска, но не больно. Городской пологий берег отдалялся. Лес вырастал. Вода студила тело, и зуд от царапин утих. Толик несколько раз глотнул воду, выплюнул попавшую в рот щепку.
Течение прибило мальчишек к берегу чуть ниже поворота. Хватаясь за торчащие из земли обнаженные корни, они выбрались наверх, огляделись. Немцев не было. Пригибаясь на всякий случай, они побежали к повороту, легли плашмя и свесили головы вниз. Вода пенилась, крутила доски и мусор. А у самого берега висячие корни держали лейтенанта. Белое лицо запрокинуто, глаза закрыты. На мокрой гимнастерке возле плеча проступало розовое пятно. По ногам хлестала бурая пена, словно старалась стянуть с них сапоги.
Василь и Толик спустились вниз, к самой воде. Из-под ног скатывались комья земли.
– Не поднять нам его! - крикнул Толик
– Надо. Пропадет!
– Мертвый он…
– Надо. Стой крепче. Бери за ту подмышку.
Лейтенант, небольшой ростом, оказался таким тяжелым! Словно смерть прибавила ему весу. Или он воды нахлебался?
Они оторвали его тело от нижних корней, подтащили повыше. И пока один держал лейтенанта, не давал ему сползти вниз, другой нащупывал точку опоры повыше. Лейтенанта подтягивали вверх на несколько сантиметров, и снова передышка, поиск корня потолще - опоры. И - вверх, вверх…