Курчатов

Я думаю о Вас и мне грустно, что Вы не пишете мне. Неужели Вы не получили ни одного моего письма? А я сейчас перелистывала свой дневник и вспоминала прошлый год, весну в Симферополе, Сильвию и Вас. И так приятно вспоминать то, что было тогда, потому что мне оно очень дорого.

Сильвия пишет мне то, что делается в Симферополе, и мне стыдно за свою жизнь здесь, за весь Петроград, который пляшет и пирует под стоны умирающих. И поэтому мне нечего писать сейчас о своей жизни. Я с ужасом думаю о том, до чего все почти люди и я сама черствы и эгоистичны и до чего узок наш кругозор. Ведь мы не видим дальше стен своей квартиры, и преступно то, что сознательно делаем это. Есть такие милые, любезные, умные, развитые, добрые люди, но все это только до тех пор, пока не потревожат их личное благоденствие. И ведь я сама такая! Как мне хочется быть сильной, решительной и умелой в жизни. Как хорошо, когда умеешь и знаешь, как сделать, то, что хочешь, а все желания хорошего не остаются туманными намеками в душе и потом не затираются суетами будней! У меня нет ни сил, ни умения, поэтому степень стремления к настоящему очень мала и меня затягивает мелочность.

Перечла и стало стыдно за все, что сказала. Но, Игорь, я так вспоминаю Вас и так мне самой тяжело и одиноко, что я все-таки оставлю то, что сказала. Напишите мне. Вера. Адрес: Петроград. В.О., 14 л., д. 35, кв. 5. В. Тагеевой».

№ 10

«Петроград, 17 августа 1922 г.

Игорь, Ваше письмо я получила два дня назад и была ему бесконечно рада. Может быть, Вы и не представите себе мою радость, потому что не знаете, как огорчало меня Ваше молчание. Мне дороги Ваши письма и Ваше хорошее отношение ко мне, потому что Вы один из очень, очень немногих „настоящих“ людей, которых я встречала. И когда здесь я чувствовала себя особенно одинокой и побитой жизнью, мне было грустно думать, что я потеряла такого человека, как Вы. Так неожиданно пришло вдруг Ваше письмо, и я радовалась, читая его и видя Вас опять откровенным, правдивым, с огнем в душе, который так редок в людях. И еще что радует меня, то, что всей душой я могу откликнуться на Ваши переживания. Все, о чем Вы пишете, понятно и близко мне самой и особенно то, что Вы говорите о детях, об Алеше Карамазове. Как я все это знаю и как рада, что Вы тоже это понимаете и любите.

Теперь я расскажу Вам о себе. У меня это время прошло пестро и, пожалуй, даже богато впечатлениями и переживаниями, и самое главное то, что я нашла свою дорогу и вступаю на нее. Сегодня я выдержала вступительные экзамены в Медицинский институт. Как это все произошло, как я решилась так поступить, я сама не знаю точно, знаю только, что я должна сделать так. Это все шло очень постепенно и произошло тогда, когда я серьезно и глубоко заглянула в жизнь и коснулась ее и нашла себя, а потом я много читала Достоевского, и он разбудил меня и сказал мне правду о жизни, которую я раньше только неясно чувствовала. Я знаю, что должна отдать себя людям, что в этом мое собственное счастье. Помогать, облегчать, утешать всех, кто обижен и несчастен. И я решила сделаться доктором, чтобы лечить детей. Я чувствую, что отвлеченная наука, прекрасная, божественно гармоничная и стройная, не может захватить меня всю потому, что я не могу слышать и видеть горе и не стремиться помочь сразу, прямо. Чтобы подойти ближе к людям, понять их нужды, я стану доктором. И в спасении от смерти и от страданий людей нахожу свое призвание, то, что указано мне Судьбою. Сейчас я радостно спокойна, и все ясно передо мною.

Расскажу Вам еще и о другом. Приехала весною из Крыма моя мама с братом и сестрою, и мы снова зажили тесной семьей. Это так успокаивает и ободряет. Потом я уехала на месяц в Новгородскую губ[ернию], в имение тети, и там провела чудное время среди детей (моих маленьких двоюродных сестер и братьев), среди простора и красоты природы. Имение старое, старый дом с портретами наших предков в золоченых рамах, со старинным роялем и угловым диваном в гостиной, с массою старых книг, с привидениями» (дальнейший текст утрачен).

№ 11

«Петроград, 8 ноября 1922 г.