Курдский князь

— Фатма, поручаю ее тебе, — сказал бей после некоторого колебания, и остановился в нерешимости перед Габибою, но он очнулся при голосе обеих женщин, умолявших его удалиться, и кинулся в сад, а оттуда в поле. Но где искать убежища? Он знал много удобных уголков в окрестностях. Но они также были известны Гассану, а может быть и Эрджебу. Обдумывая куда бежать, бей взобрался на пригорок, на котором расположена деревушка. Тут он вдруг вспомнил о некоем Османе, бедняке, которого он когда-то вырвал из рук у своих людей, собиравшихся его зарезать. «Тебе, могучий князь, не может понадобиться такой ничтожный человек, как я, — сказал ему тогда несчастный; — но если есть на свете люди слабые, к которым ты благоволишь, то я молю Аллаха, чтобы мне довелось послужить им».

Припомнив эти слова и зная жилище Османа, Мехмет не колебался долее. Он отправился в деревушку, без труда отыскал хижину своего друга и, пользуясь темнотою, без препятствий дошел до его ворот. Его ожидания сбылись: Осман с радостью принял его, и Мехмет в его бедной лачуге мог отдохнуть покойнее, чем под кровом богатого Гассан-аги.

Вскоре после бегства бея, толпа верховых прискакала к дому Гассан-аги. «Где Мехмет?» — крикнул начальник взвода. Габиба бросилась к нему навстречу с ответом: «Его здесь нет!»

«Надо позвать Гассана», — важно сказал офицер, и один из солдат бросился его отыскивать. Гассан тотчас явился; и его лицо, обыкновенно неподвижное, выражало странное соединение страха, удивления и радости. — Что я слышу? — сказал он Габибе, — твой муж оставил нас, ни с кем не простившись. Это нехорошо. — Потом, обращаясь к офицеру, он сказал ему с подобострастием: «Мне очень жаль, что ваши ожидания не сбылись. Но поверьте, что я не знал…»

— Это рассудит каймакан. Это не мое дело. Мне остается только доставить тебя и твоего сынка в руки каймакану.

Гассан, дрожа всем телом, принялся бормотать извинения. Но Эрджеб, до тех пор стоявший поодаль, выступил вперед и сказал, обращаясь к офицеру: «Я готов идти с вами, и отец мой пожалуй пойдет, если вы непременно хотите, чтобы несчастный, полуживой старик оставил дом и семью и явился в суд; но прежде мне нужно переговорить с вами кое о чем по тому самому делу, для которого я вас призвал сюда. Может быть, найду средство вознаградить вас за потерянное время. Пойдем в приемную отца».

Невольно повинуясь самоуверенному и несколько повелительному голосу молодого человека, офицер кивнул головой в знак согласия, учтиво поклонился женщинам, и вышел в сопровождении солдата, старика и его сына. В приемной Эрджеб преважно уселся на диван. «Не думайте, эффенди, — сказал он, — чтобы Мехмет совсем ускользнул из наших рук. Он не мог уйти далеко, и я знаю много скрытых уголков, куда он мог запрятаться. Я бы предложил вам тотчас отправиться отыскивать его по окрестностям, если б я не был убежден, что мы можем овладеть им и без этого, здесь, на месте, не теряя пороху. Выслушайте меня внимательно. Этот курд до безумия влюблен в свою жену, и она здесь осталась полубольная. Будьте уверены, что он скоро захочет с нею повидаться. Останьтесь скрытно в этом доме денек другой, а мы распустим слух, что болезнь Габибы усилилась. Будь я не я, если эта хитрость нам не удастся».

Офицеру понравилось это предложение; он спрятался с своими солдатами в потаенный чулан около приемной, где они принялись курить и пить вволю. Старик вздохнул свободнее, а Эрджеб отправился в гарем, чтобы освободить Фатму из заключения и распустить слух об отъезде солдат. Эрджеб не ошибся в расчетах. На другой день Мехмет чуть свет оставил хижину Османа и прокрался к тому дому, где боялся найти Габибу в жестоких страданиях. Бей без препятствий дошел до стены сада, перебрался через нее и подошел к слабо освещенному окну Габибы. Там он слегка ударил в ладоши, чтобы привлечь внимание молодой женщины. Это ему удалось, и у окна тотчас явилась бледная головка. «Беги, — сказала Габиба шепотом: — в доме солдаты; они тебя стерегут. Я здорова, но…»

Больше она не успела сказать. Из кухни Гассана и из калитки сада выскочило человек двенадцать. Прежде чем Мехмет успел подумать о защите, они окружили его, повалили и связали по рукам и по ногам. Все было кончено, даром пропали все труды, вся ловкость и мужество Мехмета, все его самоотвержение. Он снова был в плену; он знал, что его снова пошлют в Константинополь, но на этот раз под более сильною стражею, под присмотром людей более осторожных и смышленых, которые во все время дороги будут тщательно наблюдать за ним. Нужно более мужества, чтобы без ропота покориться такой судьбе, чем для борьбы с нею. Но Мехмет был тверд во всех случаях жизни. Убедившись, что нельзя идти против судьбы, он спокойно предался воле Божией, без гнева и без слабости.