Курехин. Шкипер о Капитане

«Да, у вас тут в Ленинграде жизнь бьет ключом. А у нас, черт побери, образцовый коммунистический город[148]…» – говорил он мне с откровенной досадой и раздражением.

Вернемся, однако, в 1982–83 годы – время активного внедрения Курёхина в «Аквариум». Вовсю увлекшийся в годом-двумя ранее своим только-только начавшимся сотрудничеством с Чекасиным и Пономарёвой, Сергей не преминул тут же втащить обоих в «Аквариум». Разумеется, и Чекасин, и Пономарёва были занятые профессиональные артисты, со своей более или менее успешной карьерой. Вне зависимости от того, в какой степени они готовы были чисто музыкально вписаться в «аквариумную» рок-ткань, пусть и оджазированную близким им по духу Курёхиным, «Аквариум» образца 1982–1983 года не мог предложить им ничего кроме героической самоотдачи – ни денег, ни карьеры, ни перспектив.

Мне не повезло – «Аквариум» с Чекасиным и Пономарёвой вместе увидеть мне не довелось. В Ленинграде, насколько я помню, таких концертов не было. Да и в Москве, как вспоминают нынче участники событий, такой концерт был один – летом 1982 в саду «Эрмитаж». Концерты с Курёхиным и Пономарёвой я помню хорошо, и из сохранившихся записей максимальное приближение к тому, что представлял собой тот мощный «курёхинский» «Аквариум», дает выпущенный в 1995 году концертный альбом «Электрошок», записанный в Москве в июне 1982 года. В отсутствие Чекасина Курёхин привлек своего давнего и верного друга Володю Болучевского. Это, конечно же, рок, за исключением 12-минутной инструментальной фриджазовой «Импровизации», которая держится главным образом на саксофонном соло Болучевского. Без остановки она переходит в монументальную 18-минутную «Мы Никогда Не Станем Старше» с диким, экстатичным, не поддающимся никаким стилистическим определениям вокалом Пономарёвой. Этот навеянный The Doors[149] эпический монументальный гимн исполнялся очень редко, а студийной записи так, увы, и не удостоился. Я слышал «Мы Никогда Не Станем Старше» тремя месяцами раньше – на единственном концерте «Аквариума» в Клубе современной музыки в марте 1982 года – с Курёхиным, без Чекасина и Пономаревой, но с Ляпиным. Мороз по коже от этой песни пробирает и по сей день…

К 1982 году я стал замечать, что с моим другом начали происходить разительные и довольно неожиданные перемены. Происходили они, что называется, по всему фронту, и причин им было множество.

Бытование музыки и музыкантов в это время начало претерпевать первые изменения. До какого бы то ни было признания и соответственно до серьезных денег было еще далеко, но система рок-клубовских концертов, по-прежнему самодеятельных гастрольных поездок и, главным образом, все более и более расширяющаяся сеть магнитиздата сделала ведущие группы, и в первую очередь «Аквариум», звездами, пусть пока еще на андерграундном уровне.

Параллельно с этой – нашей, отечественной, внутрисоветской, если не сказать внутриленинградской – трансформацией в западной рок-музыке случился очередной виток музыкальной моды. Предельно чуткий к сменам рок-эпох БГ и прежде тщательно отслеживал все тенденции, и группа его, как флюгер, поворачивалась в соответствии с изменениями творческой моды: от прозрачности и музыкального аскетизма авторской песни к инструментальным и интеллектуальным изыскам прог-рока, от жесткого машинного минимализма Kraftwerk к расслабленному кайфу регги, от нарочито брутального примитивизма панка к электронной вычурности «новой волны».

Курёхин же, после продолжавшейся добрый пяток лет некоторой оторванности, вновь погрузился в рок. Та самая «новая волна», об интересе к которой он говорил в интервью, внезапно стала занимать все более и более заметное место в его слушательском «репертуаре». Брэкстона, ROVA Saxophone Quartet и Globe Unity Orchestra стали теснить Ultravox, Cocteau Twins и даже Duran Duran[150]. Однажды я даже не без некоего ужаса услышал из его уст чуть ли не восторженный отзыв о вполне, по моему мнению, заурядной и прямолинейной рок-команде Foreigner.