Насколько я понимаю, остро ощутив, что тягаться на поле джазового мейнстрима со всю жизнь лелеющими эту музыку музыкантами ему просто не по силам, он, как это нередко с ним случалось, решился пойти наперекор, ринулся поперек основного течения и усыпал свою программу примерно теми же вальсами, польками и маршами, которыми двумя неделями раньше в Knitting Factory пытался «сломить» Джона Зорна. Но Зорн, хоть и не оценил курёхинского жеста, но, по крайней мере, понял его – способ мышления у них все же был примерно одинаков, и Зорн хорошо знал, с кем имеет дело. Пожилые же мэтры пианистического джазового мейнстрима, услышав дерзкие, малопонятные эскапады совершенно неведомого им русского пианиста, пусть и обладающего несомненной и яркой техникой, лишь недоуменно пожали плечами.
Пилюля была тем более горькой, что еще один представитель СССР (разумеется, совершенно неофициальный, приехавший туда таким же самотеком, как и Курёхин) – молодая и неопытная девятнадцатилетняя Азиза Мустафа-заде[205]
, дочь умершего в 1979 году великого азербайджанского пианиста Вагифа Мустафа-заде,[206] – заняла почетное третье место.В Майами Курёхин долго ничего не хотел говорить, я с расспросами тоже не приставал. Наконец в какой-то момент, когда я, улучив, как мне показалось, благоприятный момент, все же решился спросить, Сергей сначала лишь злобно пробормотал сквозь зубы нечто вроде: «Козлы вонючие, я им еще покажу». Потом, правда, разразился тирадой по адресу погрязших в косности и не понимающих настоящего свободного духа и чужой музыкальной культуры традиционалистов. Я, как мог, пытался утешать, говорил вещи, ему самому совершенно очевидные: что традиция есть традиция, что люди вполне имеют право хранить ее так, как считают нужным, и что у него есть огромное поле возможностей проявить себя в других местах.
Для него это был, безусловно, удар. При всем осознании разницы между мейнстримовой и авангардной средой, Курёхин все же свято верил в свой недюжинный талант, в свою звезду, в свою удачу, и поражения переносил крайне тяжело. Мне кажется, что именно тогда он принял окончательное и бесповоротное решение: никаких попыток вступать в борьбу на традиционной джазовой сцене больше не предпринимать.
Америка – Майами, New Music America и Дэвид Мосс