Курехин. Шкипер о Капитане

Каким-то чудодейственным образом компромисс был найден – состоял он, кажется, в том, что Моссу велели ограничиться то ли десятью, то ли пятнадцатью минутами – и концерт начался.

Описать курёхинскую часть программы предоставлю Дэвиду Моссу:

«Соло Сергея было более чем потрясающим – благодаря невероятному богатству идей и супервиртуозности. Я помню, как стоял за кулисами клуба и думал, что Сергей сумел удивить публику, показав им нечто совершенно отличное от того, на что они рассчитывали или что хотели услышать. В его игре не было пространственных атак, изломанного рока или упрощенного минимализма американской новой музыки. Это был чистый Курёхин – напряженный, безостановочный поток фантазии, со ссылками на русский фолк, европейскую классическую музыку и, конечно же, виртуозную русскую пианистическую школу».

Затем вышел Мосс и своим фальцетом в сопровождении курёхинского фортепиано выдал какую-то дикую смесь из оперных арий, джазовых стандартов, поп-репертуара и свободной импровизации. При этом он еще и аккомпанировал себе на не менее диком и разношерстном наборе игрушечных барабанчиков, комично смотревшихся на фоне его огромной фигуры, каких-то свистулек, дудочек, тарелочек, детских электронных клавиш и прочей подобной ерунды. Все вместе представляло собой невообразимую, одновременно и до коликов смешную, и завораживающую звуковую мистерию, вполне под стать курёхинской.

Спустя два года, в самый разгар безумных перестроечных лет Курёхин умудрился вызвать совершенно обалдевшего от неожиданности Мосса играть на сцене Мариинского (тогда еще Кировского) театра в одной из многочисленных тогда новосветских тусовок. Событие называлась что-то вроде «Ренессанс Санкт-Петербурга» и должно было продолжаться 24 часа. Шесть из них были отведены под авангард, курировать который было доверено Курёхину (кому же еще?). Моссу был мгновенно куплен билет, а в Нью-Йорке ему вручили еще и картину – организованный кем-то из наших знакомых подарок городу от знаменитого художника-авангардиста Роберта Раушенберга[214]. Никаких сопроводительных документов на картину не было, но во всеобщем тогдашнем хаосе Мосс сумел без проблем привезти ее с собой. Тем временем авангардную часть фестивального марафона успели отменить, но Курёхин, разумеется, как и в Майами, сдаваться не собирался. Он вписал своего друга в этническую часть, представив его фолк-певцом. Мосс торжественно вручил на сцене тогдашнему мэру города Анатолию Собчаку картину, которая призвана была положить начало Музею современного искусства в городе.

После пышного грандиозного празднества в Кировском театре я, по старой андеграундной привычке, организовал Моссу и маленький концерт «для своих», где можно было уже вволю наиграться. Проходил он в репетиционном зале, в подвале театра, где тогда располагались «Лицедеи» – на площади Льва Толстого, на Петроградской стороне. Публика сидела на полу, обстановка была удивительно расслабленной, Курёхин с Моссом дурачились и с удовольствием включили в свое дуракаваляние и приведенных кем-то из зрителей пяти-шестилетних малышей.

А то самое историческое совместное выступление Курёхина и Мосса на фестивале в Майами спустя много лет, уже после смерти пианиста, вышло на фирме «Длинные Руки», которую Курёхин основал незадолго до смерти вместе с теперь тоже, увы, покойным, продюсером Николаем Дмитриевым[215]. Диск назывался «2 for Tea» – парафраз названия классического джазового стандарта «Tea For Two»[216]. Кроме «позволенных» Моссу тринадцати минут сценического выступления в него вошли еще тринадцать минут репетиции.

Америка – Калифорния и Аризона

Весь октябрь – до нью-йоркского концерта с Зорном, до вашингтонского конкурса Монка и, разумеется, до Майами – Курёхин провел в Калифорнии и в Аризоне.