— Дарья Семеновна отделывалась нелепыми отговорками. У меня сложилось впечатление, что она некомпетентна, но из-за ее…
— Гражданка Прокопчук убита, — припечатал майор и сломал сигарету в пепельнице.
Меня с детства дразнили тугодумом, и это было отчасти правдой. Я плохо воспринимал сведения на слух и медленно их переваривал, особенно когда волновался. Сейчас я просто впал в ступор, уставившись на портрет академика Павлова на стене. Его осуждающий взгляд и окладистая борода напомнили мне батюшку Сергия из нашей старой коммуналки, который всегда точно знал, кто во всем виноват.
— Анатолий Степанович, давайте вы сэкономите всем время и чистосердечно признаетесь…
Я подавленно молчал, пытаясь осмыслить, что происходит. Убита? Не погибла, а убита. Почему? А почему погибло столько людей? Они тоже убиты? Кто виноват в их смерти? Я? Если бы я был более настойчив и убедителен…
— Значит, начнем сначала… — тяжело вздохнул майор и затянулся новой сигаретой. — В котором часу вы вышли из дому?
— В полвосьмого.
— На работу вам надо к девяти. Почему так рано? Вы живете… — Кузьмин заглянул в документы, — на Фрунзе, а работаете…
— Я хожу пешком на работу…
— Через овраг и к центру? Путь неблизкий. Почему?
— Верочка… — у меня сжалось горло от едкого сигаретного дыма, и вдруг сильно захотелось курить, — она считает… считала, что пешеходные прогулки пользительны для здоровья.
Я сказал это и мучительно остро осознал, что Верочки больше нет.
— Верочка — это ваша… невеста, кажется?
Ее больше нет… Я бросил курить из-за нее… А теперь некому пожурить меня или подбодрить… Никто не будет тайком подсовывать теплые бутерброды с невкусным постным мясом вместо колбасы… Никто не спросит…
— Вы меня слышите?
— Да… Она погибла…
— Сочувствую, — сухо сказал майор. — Но вернемся к гражданке Прокопчук. Вы встретили ее по дороге на работу?
— Нет.
— А вот дежуривший в то утро обвальный утверждает, что видел ее на участке в восемь утра вместе с вами. Вы ссорились.
— Нет. Быть такого не может. А почему вы расследуете только ее смерть? — встрепенулся я. — А как же остальные? Почему не предпринимаете действий по спасению еще живых…
— Потому что гражданка Прокопчук была убита
— Диверсии?.. — тупо переспросил я.
— А если предположить, что по дороге на работу гражданка Прокопчук, инженер-гидролог СМУ-610, могла стать случайным свидетелем неких действий, то ее убийство выглядит совсем иначе. Как считаете?
Я отключился. Перед глазами вдруг стал огромный трехъярусный котлован, залитый вязкой пульпой с высокими тиксотропными свойствами. Петровские кирпичные заводы, сливающие ее в три смены… Три отвала, условные дамбы, сдерживающие над жилым районом несколько миллионов кубометров пульпы, формула гидростатического давления, прикинутая на глаз… Поправка на грунтовые воды… Количество осадков… Продольные и поперечные профили гидроотвалов до и навскидку после… Куда приложить взрывное воздействие, чтобы обрушить третью дамбу? Точные расчеты всегда успокаивали, но не сейчас, потому что прикидки не сходились. Дамба раз за разом дырявилась, медленно съезжая и увязая, проседая под собственной тяжестью, словно пышный торт с жидкой прослойкой из вишневого ликера, брызнувший во все стороны, но устоявший… Я осознал, что смотрю на сегодняшнюю газету с заметкой "Торт Вишневый", поступивший в продажу в центральном гастрономе N 9… Господи, сколько людей погибло, а они о тортах пишут…
— Это не было диверсией! — разозлился я и хлопнул по столу кулаком, но под рыбьим взглядом майора стушевался. — Не тот характер разрушений. Там лёсс и грунтовые воды, размывание постепенно шло, изнутри, вода не уходила, я же писал докладные!..
— Я ознакомился с ними, — спокойно сказал Кузьмин. — Вы были упорны, досаждая Прокопчук и главному инженеру СМУ своими жалобами. Вы даже привлекли начальника специнспекции Подольского района. Только вдруг это была лишь хитроумная маскировка, чтобы прикрыть ваше внимание к объекту? Как мне известно, ваш институт не занимался этим проектом.
— Я… Лев Михайлович… Это он… Он обратился ко мне, его беспокоило, что каждую весну подтопляло не только территорию больницы, но и всю Куреневку. И нашему институту проект поручали, но давно, а потом отказались…
— Кто такой Лев Михайлович, и почему он обратился к вам, а не в компетентные органы?
— Он здесь работает… Заведующий кафедрою клинической психиатрии… Седых Лев Михайлович. И он обращался! Несколько раз звонил в горисполком, просил обратить внимание на то, что вниз из оврагов сочится вода. Ему ответили, что он работает с психами, и поэтому принять его слова невозможно.
— Интересные у вас знакомые. Мы проверим ваши показания. Подпишите, — майор подсунул мне подписку о неразглашении.