Курьер из Гамбурга

Фонарь висел на высоком, выкрашенном в голубой цвет деревянном столбе, и каждый вечер в одно и то же время к нему приходил хромой фонарщик. Он приставлял к столбу хлипкую лестницу, приволакивая больную ногу, лез наверх и спускал круглый фонарь. Глафире казалось, что она слышит, как скрипит блок, к которому крепится металлический штырь, как булькает конопляное масло, которое фонарщик вливал через узкогорлую воронку.

Сколько конопли росло в те дальние времена по пустырям, полям и огородам! Тогда никто не знал, что высушенная «травка» дурит голову и вызывает серьезную болезнь. Конопля была более популярна, чем картофель или подсолнечник. Полезную культуру возделывали с полным старанием, хотя конопля без всякого возделывания перла из земли с фантастической силой. Конопляное масло употребляли не только для освещения, но употребляли в пищу. А уж какая красивая трава! В каждом саду под яблоней отводился закуток, потому что все знали – конопля отпугивает комаров, мошек и прочую мелкую, вредную для растений дрянь.

Фонарщик уходил, но Глафира продолжала стоять у окна. Обычно к живому огню летят ночные мотыльки и мошкара, но летом не зажигают уличное освещение, в белые ночи и так светло, поэтому вокруг круглых фонарей вьются только белые мухи. Еще, почитай, осень на дворе, и уже снег. Голые сучья деревьев, на них спят нахохлившиеся вороны – вот и весь пейзаж. И так из вечера в вечер.

Сколько еще она будет торчать в доме Нестора Прохоровича, кума Февронии? Кум – значит крестный отец. Видно, крестил он Февронию совсем молодым, потому что сейчас ему более шестидесяти никак не дашь – важный, красивый, борода с проседью аккуратно подстрижена, походка, несмотря на тучность, легка. В рабочую камору входит неслышно, за ним приказчик в немецком платье, молоденький, голенастый, как болотная птица зуй. Хозяин молчит, только супится, а приказчик уже кричит усердно:

– Хватит кулемничать! Работайте!

Кулемить – значит говорить вздор, производить путаницу, а какая путаница-то, разговор только помогает рукам проворнее работать иглой.

Нестор Прохорович держал сапожную мастерскую. Правда, называлось его заведение так только меж своих – по старинке. Начал дело он действительно с сапожной мастерской. Деньги заработал в основном на шитье женских котов – мягких полусапожек на низких каблуках. Выглядели они нарядно: с алой суконной оторочкой, шнуровкой и кисточками. Коты эти не только простой люд покупал, но иной раз и барыни не гнушались – удобно!

Далее Нестор Прохорович расширился и организовал еще шляпное и перчаточное дело. Февроньин кум с самого начала взял правильный курс. Для изготовления шляп и чепчиков он пользовался иностранными образцам, но при этом понимал, что его будущими покупательницами станут служанки, горничные и прочий небогатый люд. Баре будут иностранные шляпы покупать, а мы и в своих, отечественных будем выглядеть не хуже.

Глафиру никто не заставлял работать, она сама напросилась. Видно, Феврония платила за ее постой куму, а может, просто сообщила, что девица из знатных и требует уважительного отношения. У Глафиры была своя комната, туда же ей приносили еду и свечи. Кормили, как гуся перед Рождеством, но ведь не в еде счастье.

Через десять дней она взмолилась:

– Я знаю, Феврония говорила, что у вас работают мастерицы. Дайте и мне какую-нибудь работу.

Нестор Прохорович не удивился, только посмотрел строго. Но скоро прямо в комнату к Глафире принесли черные кожаные заготовки для крестьянских рукавиц.

– А умеете ли вы шить? – спросила хозяйская дочь.

– Если покажите, сумею.

Показала… В руках девочки все выглядело на редкость просто и понятно, а как сама взяла в руки иглу, то пришлось помучиться. Кожа была грубой, протыкалась с трудом. Ее мало было просто сшить, рукавицы еще надо было украсить красной шерстяной вышивкой. А это вам не розы в пяльцах вышивать. Все пальцы исколола, но справилась.

Прошла неделя, и Нестор Прохорович разрешил, конечно, если сама Глафира пожелает, спуститься в рабочую камору.

– Спрашивать будут, скажите, что вы новая работница из Пскова. А лучше ничего не говорите. Молчание – оно золото.

Просторное помещение, тридцать молодых женщин, некоторые совсем молоденькие, почти девочки. Шили шляпы, перчатки, вышивали накидки. Глафиру посадили на изготовление искусственных цветов – обрезки шелка, крахмал, краски, ножницы… Интересное дело, когда умеешь с ним справиться.