А когда как-то Тютчев приехал без поручика, Маша выбежала встречать и, увидев, что отец один, сразу померкла. Это не укрылось от зоркого взгляда полковника:
— Что-то вы, сударыня, не радостно встречаете своего родителя, — притворяясь обиженным, проворчал Иван Семенович.
— Нет-нет, батюшка, что вы. Конечно, рада, — и Маша кинулась на шею родителю, целуя, а заодно и пряча лицо.
— Никак другого ждали, сударыня? А? Что, в точку попал? — шутливо продолжал отец, стараясь заглянуть в глаза дочери. Но та еще крепче прижималась к отцу, словно тайну свою пряча.
— Ну, ладно, ладно уж. Задушишь старика в объятьях. Так и быть, в следующий раз обязательно возьму с собой Веселовского. Хороший, добрый и человек, и офицер. Умный, образованный, храбрый. Вон, за прошлую кампанию чин получил следующий. Хоть и небогатый, но чую, что карьер у него пойдет. Сам фельдмаршал граф Миних его знает.
— Придумаете тоже, батюшка, — Маша быстро расцепила объятья и убегая, чтобы скрыть краску, выступившую на лице от смущения, бросила уже на ходу.
— Дело молодое, — усмехнулся полковник, — нечто думаете, что мы, старики, ничего не видим.
Уже вечером поздним, перед тем, как ко сну отойти, завел разговор Тютчев с супругой своей — Анной Захаровной:
— Примечаю я, матушка моя, что дочка наша младшенькая суженого себе выбрала. Как тебе мой поручик-то?
— Да и я приметила, Иван Семенович, — откликнулась жена, расчесывая волосы. — По сердцу мне Алексей Иванович-то твой. Взгляд у него чистый, ясный. Знать, человек хороший. Да и Машеньке нашей люб он.
— Ты уж и с ней пошептаться успела? — усмехнулся Тютчев.
— Конечно. — И обернувшись, посмотрела на мужа с укоризной. — Ты что ж думаешь, батюшка? Материнское сердце и не почувствует? Да и Машенька наша притворяться не горазда. Все как на белом листе прописано. Сама призналась, что люб ей поручик Веселовский.
— Люб, говоришь? Ну и славно. Вернусь завтра в полк и с ним поговорю откровенно. Если взаимно чувство их, так и благословлю. А то чует мое сердце — поход скоро. Война ведь. Вернусь ли. Неведомо.
— Типун тебе на язык, Иван Семенович, — жена быстро перекрестилась. — Что говоришь-то такое. Тебе уж лет-то сколько. В отставку пора, внуков нянчить. Тем более, что Машеньку сосватали, почитай. Поберечься на войне нужно.
— Да как поберечься-то? Война ж! — задумчиво произнес полковник. — Вот эту кампанию одолеем, а там попробую с самим фельдмаршалом поговорить об отставке. Хотя сложно это. Вона Кириллу Редькина, командира прежнего, сколь мытарили, допрежь отпустили.
— Береги себя, Иван Семенович. Христом Богом тебя заклинаю. Уж и так, почитай, каждый день молюсь. За тебя да за Мишу нашего. — Жена даже опустилась на колени перед ним.
— Ну что ты, матушка, — засуетился Тютчев, поднимая ее. — На все воля Божья. Из свейской войны живым вышел, надеюсь, что и сейчас убережет меня Богородица. Да и Миша наш, слава Господу, пока в баталиях не бывал.
Утром, готовясь к отъезду, попрощался полковник с родными. Обнял жену, дочек прильнувших. Поцеловал их всех, потом поклонился низко и сказал перед разлукой:
— Скорей всего, увидимся лишь к концу года, когда опять на зимние квартиры встанем. Думаю, поход скоро. Так что, не обессудьте и не поминайте лихом батюшку своего.
— Нечто не приедешь более, Иван Семенович? — опечаленно спросила Анна Захаровна.
— Тебе ж не впервой провожать меня, матушка, — отозвался Тютчев.
— Да каждый раз сердце обрывается. Рази к этому привыкнешь. Сначала только тебя одного ждала, потом и тебя, и Мишу, а теперь и… сам знаешь, — намекнула о ночном разговоре, не вводя в конфуз прислушивающуюся к ним Машу.
— Служба, матушка, — Иван Семенович широко раскинул руки и еще раз обнялся со всеми родными.
В полк вернувшись, командир вызвал к себе Веселовского.
— Ну что, Алексей Иванович, вижу, что вы с Машей моей сохнете друг по другу, — без прелюдий начал разговор Тютчев.
Веселовский растерялся и даже не знал, что ответить.
— Да можешь и не говорить ничего. И так все вижу, без ваших слов. Одно скажи — любишь ее?
— Люблю, Иван Семенович! Больше жизни, — пересохшими от волнения губами еле проговорил Алеша.
— И жениться хочешь?
— Да.