Курьер из Стамбула

Избавившись на первом же постоялом дворе от лошадей майора и его слуг убитых, Кутлер, Лесавецкий и Веселовский поспешали с добытыми бумагами обратно к армии. Алеша почти не общался со своими спутниками, которые на каждом растаге напивались и начинали приставать к поручику с расспросами, почему он не стал стрелять в шведского курьера сразу же, как увидел его. Веселовский тогда вставал из-за стола и уходил к своим драгунам. Потапов с Тереховым старались отвлечь поручика от невеселых мыслей. Рассказывали, что помнили его отца. Вятский полк часто шел в походе иль в бою рядом с губернаторским шквадроном, где тот служил, при покорении Финляндии. Может, и придумывали чего старики-ветераны, а может, и правду говорили.

Но больше всего поручика поразило, когда он увидел, как Кутлер с Лесавецким, в первый же вечер после расправы со шведом, достали из его сумки, кроме писем, и драгоценную шкатулку, сплошь усыпанную камнями. Рассматривали ее алчно, спорили, как делить будут ее, Веселовского просто передернуло от брезгливости.

«Вот и грабителями еще заделались, — подумал. Встал было, хотел сказать, но опустился — бессмысленно это. — Пьяные совсем. Бог нам всем судья».

Утром Кутлер и Лесавецкий с трудом поднимались в седла — выпитое накануне давало о себе знать — и молча, по той же причине, продолжали путь. Вечером все повторялось. Потому Веселовскому дорога назад показалась вдвое длинней.

Глава 6 Миних в бешенстве

Миних был в бешенстве. Кампания 1738 была самой неудачной за всю войну. Войск удалось собрать лишь половину от намеченного. Он затратил два месяца на движение от Днепра к Бугу и еще месяц — на поход от Буга к Днестру.

Стесненная огромным обозом в 40 000 повозок, армия двигалась по степи безлюдной одной массой, одним большим каре. Бескормица и болезни спешили почти всю конницу.

26-го июля Миних подступил к Днестру выше Бендер, но переправиться на тот берег не решился: форсировать пришлось бы на глазах у Бендерского сераскира, занимавшего с 60 000 человек при 75 орудиях высоты, главенствующие на правом берегу, и зорко следившего за русскими. Начались блуждания бесконечные по выжженной татарами и беспощадным солнцем степи, имея стычки частые, и даже упорные, но не всегда удачные бои с переправлявшимися неприятельскими партиями и отрядами. Между тем, потребность в фураже стала жизненно необходимой, чтобы хоть как-то остановить падеж безудержный несчастных животных.

Татары не дремали и не упускали случая ужалить русских набегом нежданным. Поэтому, что ни день, то выделялись прикрытия значительные для охраны пастбищ. А те приходилось отыскивать все далее и далее от мест стоянок всей армии. Фуражировки разрешались исключительно с ведома главнокомандующего фельдмаршала Миниха.

1-го августа командовавший правым флангом армии генерал-поручик Загряжский вызвал к себе командира Вятских драгун полковника Тютчева. Сухой, состарившийся в непрерывных тридцатилетних войнах генерал сидел на кровати в походной палатке, скинув и камзол, и парик, от которого невыносимо болела голова.

Три страшных сабельных удара, полученных еще в той памятной баталии под Нарвой, закончившейся полным разгромом русских, шрамами багровыми выступали на его совершенно лысой голове:

— Полковник, сколько у вас драгун в строю, при лошадях?

— Не больше четырех сотен, ваше превосходительство!

— Нужно провести фуражировку, Иван Семенович, — генерал непрестанно вытирал полотенцем катящийся пот. — Боже, какая жара. Скоро мы лишимся и обоза, и всех лошадей, если не сможем накормить скотину. На вас возлагается сия задача. Возьмите от всех частей пару тысяч фуражиров, всех своих конных драгун, еще четыре роты астраханцев и отправляйте их в степь. Пусть найдут траву, займутся заготовками. Ваша задача подобрать хорошего опытного офицера, чтобы расставить мог толково караулы отводные. Следить внимательно и за противником, и за фуражирами. Самому от полка не отлучаться! Татары так и вьются вокруг нас. Надеются, что мы сами сдохнем в этой жаре. Инструкции дополнительные получите у дежурного бригадира князя Кантакузина.

С трудом поднявшись, прихрамывая, Загряжский пошел к небольшому столику:

— Вот приказ командиру Астраханского полка, — он протянул Тютчеву бумагу. — Идите, полковник.

Сморщившись от боли в прострелянной ноге, Загряжский тяжело опустился на стул:

— Мне еще нужно отписать фельдмаршалу. Идите, Иван Семенович. С Богом.

Что отвлекло тогда старого опытного генерала — неизвестно. То ли раны слишком разболелись и он, выпроводив командира Вятских драгун, рухнул без чувств на постель, то ли кто-то следующий, вошедший после Тютчева, вынудил забыть о намерениях, тем не менее, Миних не был поставлен в известность о фуражировке предстоящей. Знать бы тогда, чем все это обернется!

Никаких дополнительных инструкций дежурный бригадир Кантакузин Тютчеву не сообщил. Изнывавший от жары князь просто отмахнулся от него:

— Вы сами знаете полковник, что нужно делать. Все приказы у вас есть. Вот и выполняйте.