Курьер: Темная Ночь Души

— Как отдохнешь, ждем тебя у Сидоренкова. Дело важное. Приходи. Возможно, ты еще можешь увидеть брата.

* * *

В подземном городе царила суета. Это было похоже на муравейник, в котором тысячи суетливых муравьев совершали какие-то действия, на взгляд Алены бессмысленные — они лишь оттягивают свою кончину. Бетонные стены отражали топот сапог и эхо голосов. Все явно к чему-то готовились, но Алену это не интересовало.

Происходящее вокруг было для нее лишь фоном, а голоса возникали как помехи.

Алена спустилась на нижний этаж и открыла дверь, ведущую в комнату мэра подземного города.

Помещение красноречиво говорило о характере владельца. Просторный зал освещали яркие лампы — мэр не жалел на себя драгоценной энергии. Алене бросился в глаза советский плакат, висящий на стене, годов восьмидесятых. Яркая надпись гласила: «Остановим опустынивание плодородных земель!» На плакате желтые барханы обступили одинокое засохшее деревце, которое было не в силах противостоять натиску песков. Алена как-то прочитала в книге про пустыни, что деятельность СССР по изменению руслу рек на юго-востоке страны привела к опустыниванию тысяч квадратных километров. Песок захватывал все новые пространства, с ним боролись десятилетия. Борьба была проиграна. Теперь оставшимся выжившим приходилось ютиться в темных бункерах.

Правда, судя по комнате мэра, он не чувствовал себя обделенным. Обстановка была богатой, но ее сложно было назвать уютной, скорее она подчеркивала статус хозяина. Тут и там на полу лежали дорогие ковры, вынесенные из элитных квартир, оставшихся без хозяев, на них стояла антикварная мебель. Посредине зала, освещенный лампами, стоял резной стол.

За столом сидели двое. Алена хорошо знала их. Крепко сбитый статный мужчина пятидесяти лет с маленькими бегающими глазками, выглядящий немного полнее других, что было довольно необычно среди худых жителей подземной Москвы — мэр Сидоренков. На нем держалось все подземное сообщество. Говорят, что раньше он был какой-то мелкой чиновничьей шишкой и отлично умел находить брешь в сложно сплетенных коридорах людских взаимоотношений. Казалось, он знал все и про всех, в том числе и то, что многие хотели бы забыть. Но он помнил, и при случае использовал эту информацию, как ни странно — на благо города. Ему верили, люди шли за ним. Недалеко от него расположился его верный телохранитель — острый взгляд его подозрительных глаз Алена почувствовала кожей.

Напротив него сидел профессор Зиновьев. Он носил очки в толстой оправе и старомодный жилет. Насколько Алена помнила, он был заслуженный профессор физики или что-то типа того. Для убежища была удача получить настолько ценного жителя — именно Зиновьев проектировал насосы для добычи воды, солнечные батареи и все, что могло хоть как-то помочь выжить бывшим москвичам. Ему можно было дать от сорока до шестидесяти в зависимости от его настроения. Когда дела у Зиновьева шли хорошо, он прямо-таки излучал жизненную энергию и способен был работать сутками напролет, словно молодой студент. Если же дела не ладились ли процесс ему наскучивал, он вдруг превращался в старика, недовольно бубнящего себе под нос. Сейчас профессор был явно в приподнятом настроении, но при этом заметно нервничал, словно взбудораженный новым открытием.

Свет потолочной лампы падал на их лица, бросая тень на скулы и пряча глаза, придавая их выражениям таинственный и заговорщический вид.

Чуть в стороне от громоздкого стола стоял Игорь.

— Заходи, Алена, у нас здесь почти что тайная вечеря, — добродушно проговорил Игорь.

— Богохульствуете? — живо среагировал Зиновьев, — Думаете, бог под землей не увидит?

— У меня хорошее освещение, увидит, — подхватил Сидоренко. Они с Зиновьевым заговорщически перемигнулись — видно было, что они не гнушаются лишний раз подколоть священника.

— Неразумно смеяться над верой, — укоризненно ответил Игорь, — Придержали бы коней, хотя бы из уважения к горю Алены.

— Что насчет моего брата? — перебила Алена. — Ты говорил, что ты что-то знаешь?

Алена прошла к столу, глядя в упор на Игоря. Сидоренко откашлялся, словно перед важной речью.

— Мы понимаем горечь твоей утраты и разделяем ее. Каждый из павших на поверхности навеки останется в наших сердцах. Но сейчас у нас нет времени скорбеть. Сейчас мы должны объединиться перед лицом новой опасности, чтобы спасти тысячи невинных жизней!

— Можно без предвыборных речей? — поморщилась Алена. Она ни на секунду не верила, что судьба двенадцатилетнего мальца, которого мэр ни разу не видел, может его волновать. Это же не относится к власти и его социальному статусу. — Я все равно не собираюсь за вас голосовать.

Мэр обвел взглядом присутствующих, словно ища поддержки. Такой реакции он явно не ожидал.

— А она дерзкая, — с ухмылкой произнес Сидоренко, ни к кому не обращаясь, но в его глазах блеснул недобрый огонек. — Твой статус курьера дает тебе некую неприкосновенность, но не забывай, где ты находишься.