Курган. Часть 1, 2 (СИ)

— Она его сама не рвала. Один мальчишка в ночь солнцеворота на болото пошел. На Гнилую Топь. И надо же! Угадал место, где папоротник зацветет, и сорвал его! Сорвал, а потом Беляне подарил. Дружил он с ней сильно… Мальчишка, а не сильный волхв! И не только сорвал, но и до дому донес. Хотя и поторопился его рвать. Не до конца дивный цвет распустился. Но может только так и можно его брать и в живых остаться? Не знаю, — размышлял леший. — И мальчишка этот великий дар заимел. Сразу стал видеть ночью как днем. Прозором его кличут. Лучший стрелок в этих лесах. А может и во всей Альтиде. Это только один дар у него раскрылся, а сколько еще своего череда ждут? Не будь он охотником, так знатным волхвом мог бы стать. Как Хранибор.

— А Хранибора ты давно знаешь? — спросила Русава. — Что-то он о тебе ничего не говорил. Вот скрытный!

Дубыня наморщил лоб. Молчал, подсчитывал годы, что знал волхва. Наконец изрек.

— Да почитай уже лет как пятнадцать знакомы. Как только он тут объявился, я долго к нему приглядывался — что за человек такой. Оказалось — мудрейший волхв. Но только он скрытен. До поры своей сути никому не раскроет. Его надо поближе узнать, сдружиться с ним. Много у него тайн. Ох, как много! — вздохнул леший. — Вот и про вас он ничего мне не говорил.

Так бы может сдружились бы давно. Сами ведаете — Хранибор к добру расположен, с кем попало не знается. Чтоб такую доброту иметь, надо много горя изведать. Знает он великое множество вещей, о которых никто и слыхом не слыхивал! Много земель в своей жизни истоптал. Ох, много… Мы с ним большие друзья. Ему со мной занятно — мне с ним. Порой, когда безрадостные осенние дни наступают, мы с ним встречаемся и частенько в чатуранг играем.

— Чего, чего?.. — протянула Русава. — Не поняла… Повтори. В чату… чего? Мне не выговорить, не обессудь.

— В чатуранг, — повторил леший, и стал терпеливо разъяснять, что есть чатуранг.

— Это такая игра. Вот представьте себе расчерченную небольшую доску. На ней сто клеток. Поровну белых и черных. То есть пятьдесят белых и пятьдесят черных.

Тут Дубыня не удержавшись, сдвинул на край пня миски и плошки, и острым ногтем, скорее похожим на коготь, стал рисовать доску. Выходило плохо. Тогда он спохватился и, виновато улыбнувшись, полез в свою суму. Закатив глаза, леший долго, сосредоточенно в ней копался. Вскоре Дубыня извлек из нее нечто необычное и занятное. Он видимо и сам оторопел от того, что на этот раз выдала дивная сума. Наверно, слишком уж ему хотелось поразить русалочек. А они, чуть не ахнув, глядели во все глаза на то, что сотворила сума.

Что же это такое, красивое, переливающееся как раковины речных перловиц и играющее тусклым огнем черных самоцветов достал леший? Какая-то изящно изукрашенная и оправленная в серебро доска. А Дубыня, радостно осклабясь, и качая головой от гордости за свое умение, водрузил доску на пень. Потом он снова порылся в суме и достал оттуда расшитый кошель. Из него он начал неторопливо вынимать разные непонятные фигурки и неспешно расставлять их на доске.

— Эх! Сразу не сообразил, — тихонечко запричитал леший. — Надо было суму попросить. Я-то их себе из дерева вырезал. Время потратил, и получилось коряво. А так сразу готово! Нет, чтоб догадаться, что сума поможет! Главное представить, что тебе надо. И Хранибору бы новый достал, а то его чатуранг от времени истрепался. Скоро совсем негодным станет. Ай-я-яй!.. Старый я пень! — корил себя Дубыня.

— Вот, — приговаривал он, по очереди показывая каждую фигурку русалкам. — Это дельфины. Они могут под любую фигурку на три клетки подныривать. Вот это сокол. Он летает на три клетки вперед и вбок. Это ганеш. Он бегает наискосок и все сокрушает на своем пути. Это конь, он прыгает через головы вот так. — Дубыня показал, как прыгает конь. — Это тура. — Тут на край доски он поставил нечто напоминающее маленькую сторожевую башню. — Она бьет врага далеко и к ней опасно приближаться.

— Погоди, погоди… Как ты сказал? Ганеш? А кто это? Дай глянуть.

Леший протянул Русаве тонко вырезанную из мягкой белой кости фигурку незнакомого и удивительного зверя.

Вертя фигурку в тонких пальцах, русалка шептала: — Какой чудный! Вела, глянь! Глянь, какая диковина!