Курганник

Игнат Рогожин огляделся, прислушался.

– Кажись, в той стороне пес брешет.

– В какой енто стороне? – зло спросил Спиридон Ляпунов.

И действительно, в какой? Со всех четырех сторон стоял непроглядный туман. Где он пса услышал? Ни звука, ни шороха.

– Глядите лучше, дядьки, под ноги, – подал голос Федор Зотов – самый молодой. – Не ровен час, в балку сковырнетесь.

– У-у! Щанок! – презрительно глянул на него Спиридон. – Да я энту балку почище вашего брата курганника знаю. Хоть с затуленными глазами ходи.

– А вот глаза затулять не надо, – пряча улыбку, попросил Федор. – Доставай вас потом, дядь Спиридон, из оврага.

– Ах ты ж, возгря нечесаная! – взвился Ляпунов, да так распалился, что Игнату пришлось заслонить парня своим худосочным телом.

– Погодь-погодь, Спиридон. Гляньте-ка. Чойт белеет.

– Чойт тама белеет, – огрызнулся Ляпунов. – Кругом бело…

Он осекся. В тумане и впрямь белело что-то вроде палатки или шатра.

– Тют ты, – удивился Спиридон. – Откель у нас такой штуке узяться? Казахи приехали, что ль?

В этот раз мир упруго выталкивал ее назад. Дарсата с трудом признала свою ошибку: перед очередным обрядом нужно было отдохнуть, но она решила, что сил вполне хватит, и поторопилась. Самонадеянность подвела ее, и теперь осарта застряла в межмирье, словно муха в паутине: назад не вернуться, вперед – не пробиться.

Она поставила шатер у излучины реки, где бесследно исчезла Амаканга. Мадсаку было объявлено, что осарта Дарсата удалилась из стойбища, чтобы предаться общению с духами, которые, если будут благосклонны, проведут заблудшую душу погибшей Амаканги в божественный чертог. По такому случаю царь напился, сокрушаясь о несчастной судьбе возлюбленной жены, – на самом деле радуясь самоустранению конкурентки.

Преданный Таскар сопроводил осарту к месту сражения, его люди возвели для нее шатер и каждый день наведывались, следя за покоями Дарсаты с противоположного берега реки, опасаясь козней Мадсака. Осарта запретила тревожить ее до тех пор, пока сама не пожелает вернуться в стойбище.

Грань мира упруго толкнула в грудь. Шатер растворился в непроглядном тумане. Даже трава у ног стала зыбким видением, то зеленой волной поднимаясь до пояса, то опадая жухлыми кустиками. Течение веков кипело вокруг женщины Арта, причудливо переплетая миры.

– Ну, чего делать будем, православные? – тихо спросил Игнат, трижды осеняя себя крестом.

Посреди шатра тлел очаг. Дым блеклой струйкой уходил в дыру в крыше. На утрамбованной земле лежали камышовые циновки. Возле очага – ворох шкур. На столбе горит плошка с козьим жиром.

– А чё тут делать? – проворчал Спиридон. – Кошма есть. Циновки – вона! Переночуем. Не шибко похоже на казахскую юрту, но и не хуже.

– Та далась вам, дядька, та казахская юрта, – сказал Федор, осторожно проходя в темный закуток. – Уна! Гляньте-ка.

Он держал в руках меч в ножнах из белой конской кожи, украшенных бронзовыми фигурками зверей.

– Тако вы у казахов видели?

– Вот вы ужо, Зотовы, грамутные! – возмутился Спиридон. – Вот ужо умные! Прям на усю голову!

– Та будет тебе! – махнул рукой Игнат. – Нам, мож, исчо повезло, шо Федорка с нами пошел, – и к Зотову: – Шо буим делать-то, курганник?

Парень огляделся, вернул меч на место.

– Уходить бы отседа надобно, – сказал он, топая к выходу. – Да тока зайти мы могем в такие дали, шо… – Открыв полог шатра, он присвистнул.

Земля у порога дышала. Ее поверхность казалась и не землей вовсе, а морем – неясные тени бродили по его дну, сверкая огнями, зыркая на человека выпуклыми глазами. Федор отступил.

– Не, мужики. Туда нам ходу нет, – заключил он.

– Вот скаженна сила, – прошептал Спиридон, снимая старую фуражку, осеняя себя крестом.

– Дело такое, – сказал Зотов. – Спать нам не придется. Будем сторожить, покуда землица за порогом не затвердеет. Как тука таку случится – быстро даем ходу. А пока молитесь, мужики, Господу Богу и всем святым, коих помните.

Духи бродили вокруг Дарсаты поодиночке, парами, целыми стаями. Кто-то останавливался, разглядывал жрицу, дыша в лицо, топтался рядом, недовольно фыркал, громко булькал, но осарта не открывала глаз, молясь справедливому Арту. У нее появилась крошечная надежда, что в круговерти духов ей вдруг откроется душа сестры, отзовется на ее печальный зов. Тщетно. Дарсата в очередной раз пожалела, что поторопилась, не восстановила силы и застряла здесь, среди бесплотных существ, где даже земля под ногами непостоянна. Ей оставалось лишь молить о прощении за свою гордыню, чтобы Арта указал путь назад.

И бог смиловался: на мгновение туман перед Дарсатой расступился, и она увидела шатер.