Курганник

— Не совсем. «Баробаро» имеет несколько смысловых значений: «ура», «да здравствует», «приветствую», «здравствуйте», «с нами Бог». Что-то вроде этого. Само слово Тур Хейердал — известный мореход двадцатого столетия — услышал на Мальдивском архипелаге в северной части Индийского океана.

— Знаю. Приходилось слышать. Шикарный курорт!

— Тем более, — кивнул Зотов. — Так вот, эти самые Мальдивы, возможно, стали последним оплотом морской цивилизации.

— Ты хочешь сказать, что я побывал на корабле этой цивилизации?

— Другого объяснения я не вижу. Скажу даже больше: тебе довелось побывать в шкуре главного героя шумерского эпоса о Гильгамеше. Едва ли не самое первое произведение подобного рода во всей мировой литературе. Битва Гильгамеша со львами отразилась в культуре многих народов, только рисовали по-разному: индусы изображали его в битве с двумя тиграми, скифы на золотых гребнях заменяли тигров грифонами. Твой сон типа пророчества, что ли: тебе предстояло встретиться с грифоном — и вот череп перед тобой.

— А такое зверье существовало? — Виктор завороженно слушал друга.

Зотов взглянул на часы.

— Надо возвращаться. — Он еще раз окинул взглядом стеллажи подвала. — Хотя тут есть что еще посмотреть, но нам хоть бы череп допереть. Остальное оставим напосля́.

Назад пришлось большую часть пути ползти по-пластунски. Синие языки пламени висели на потолке, на стенах, над полом. Макар извивался змеей, избегая резких движений, чтобы даже потоком воздуха не потревожить синие огни. Для Виктора опасность казалась довольно сомнительной. Он устал, даже вторая порция красного зелья не прибавила сил. Ладони и локти саднили, колени ныли. Ковалев испытывал острое желание встать и идти — плевать на огни! — но рыжий изверг тащил на себе череп грифона, неустанно следя за ползущим позади другом.

Ругаясь, Виктор сгоряча попытался смять куст молочая у выхода из подвала. Сухой ствол не поддался, а Ковалев изранил руки тонкими иголочками. Макар в очередной раз подхватил его под мышками, поставил на ноги, словно мальчишку. Это уж слишком! Виктор попытался отряхнуться и зашипел от боли: иголки впились в ладонь.

— Идем. Скоро рассветет.

— У вас не сорняки, а колючая проволока, — всхлипнул Ковалев, пытаясь рассмотреть в утреннем сумраке колючки на ладонях.

— Дома очистишься… — Макар не договорил.

В воздухе родился звук, едва различимый, но от него в душе зародился страх, нахлынула необъяснимая тоска.

— Забери череп! — Зотов бросился бегом к дому, словно услышал в звуке голос Лизы.

Ковалев замешкался:

— Макар!

Кузнец ворвался в калитку, выхватывая из ножен ятаган. Лиза спала, а у изголовья кровати висел тающий призрак женщины. Зотов остановился в растерянности.

— Прости, — с печалью произнес призрак и исчез.

Когда Зотов вышел из дома и направился к калитке, что ведет к огородам, тень осторожно вышла из-под ветвей придорожного ореха. Она замерла, прислушиваясь к шагам кузнеца, к тишине безлунной ночи. В старом саду за домами перекликались совы-сплюшки. От их унылого пения на сердце становилось сумрачно, звезды казались глазами невиданных тварей, и тени приобретали живые очертания.

Люба задержала дыхание, прогоняя подступающий страх. Нет ничего, а все, что мерещится, навеяно недавним колдовством над могилою. Она смешала болотную жижу Балкина озера со своей кровью, сняла со старой могилы лоскут дерна и развела глину насыпи приготовленным составом. В этой же ямке она вылепила куклу, а потом вернула дерн на место, похоронив под ним глиняшку. Она специально выбирала могилу, чтобы на ней не было креста или плиты.

Собравшись с силами, Люба произнесла:

— По позднему вечеру выйду я на улицу и отрекусь от Исуса Христа, от царя земного, от Бога вышняго, от веры православной, от батюшки, от матушки. Предаюсь я к нечистому духу, — губы похолодели от страха, но останавливаться было уже поздно, — …поступаю я на разлучницу-воровку, на денную похитницу, на полуношную грабительницу Елизавету…

Тьма сгустилась или только показалось? Она так смотрела на потревоженный могильный дерн, скрывающий куклу, что окружающее для нее отстранилось прочь, перестало существовать.

— Окаянные духи, придайте мне силы, помогите и пособите мне, чтобы не было Елизавете ни в день житья, ни в ночь спанья, ни в час моготы, ни в полчаса терпежу.

Мир вокруг нее озлился: звезды трепетали от ненависти, отдаленные кресты скрипели, раскачиваясь в гнездах.

— Дело сделано, — выдохнула Люба, поднимаясь с колен.

Теперь надо было спешить в дом Зотова, чтобы увидеть прикосновение проклятия к ненавистной разлучнице.

Люба подняла лежащий у дороги велосипед — полночь близится, а пешком не так уж близко. С первого раза сесть в седло не получилось. От чарования дрожали колени, ноги срывались с педалей, а руль норовил вырваться из рук. И хорошо. Значит, выложилась, значит, получится, значит, поможет.