Куриловы острова

Во всяком случае, если б не грандиозная цель — кругосветное путешествие, — ребята никогда не подумали бы бросить этот чудесный остров и такой уютный, хотя и тесноватый шалаш.

Да и чем не жизнь была на Куриловом острове! По вечерам и на рассвете тешили слух голосистые соловьи, никто по утрам не будил в школу, рыбачили, пока не надоест, купались — тоже. Вот только со стряпней плоховато...

Кесарь заявил:

— Терпеть не могу кухни. Дома я в нее даже не заглядывал никогда. У нас на кухне придурковатая Тоська хозяйничала.

Фред тоже отмежевался:

— Мне как-то мать хлеба велела нарезать, так я палец до кости расшарахал. Теперь хлеб ломаю...

Один Миколка умел и картошку чистить, и рыбу жарить, и хлеб нарезать, и обед собрать, и посуду помыть. Об этом он сам проговорился ребятам. На него и взвалили все кухонные обязанности.

— Коль, слышь! Коль, ты готовь завтрак, а я рыбы пойду половлю, — как бы между прочим сказал утром Фред.

Миколка скривил физиономию:

— Откуда я знаю, что вам готовить!

Фред удивился:

— А кто же знает? Тебя ведь бабушка учила...

Миколка завтрак готовить не стал. Не потому, что поленился, просто не знал, за что взяться. Если б картошка была, тогда другой разговор: начистил, сварил, масла бы положил... Но у них не было ни одной картофелины. Имелась крупа, макароны, но Миколка представления не имел, как с ними надо обращаться. Даже пожалел, что не присмотрелся, какие манипуляции с ними проделывала бабушка.

Поэтому он взял удочку и тоже пошел ловить рыбу.

— А кто завтрак будет готовить?

— Наловим рыбы — уху сварим, — пообещал Миколка.

Варить уху он умел. Во всяком случае, когда-то с папой ее на Десне варили.

Ловили долго, поймали мало.

Кесарь предложил перекусить чего-нибудь всухомятку. Ели все с большим аппетитом. За завтраком вели разговор.

— В школе не зря труду учат, — начал Фред. — Вот я, например, сам смастерил клетку для попугайчиков.

Кесарь подтвердил:

— А я мотор изучил.

Миколка молчал. За него говорил Фред:

— А Миколка кашеварить выучился. Молодец! Я просто не знаю, чтобы мы делали без него? Слушай, Коль, а что ты на обед сваришь?

— Не знаю...

— Как не знаешь? А кто знает? Ты ведь учился. Я, например, никого бы не спрашивал, если бы клетку понадобилось смастерить. Вон Кесарь вчера мотор завел, ни у кого не спрашивал.

Кесарь перебирал в рюкзаке кульки и кулечки с крупой:

— Вари пшенную кашу. Или рисовую.

Миколка был парнишка покладистый и добросовестный.

Что ж, если так получается и только он один знаток поварского дела, значит кому же, как не ему, варить кашу?

После завтрака с час отдыхали.

Солнце своими незримыми мехами уже успело накачать на землю такой духоты, что трава стала вянуть. Жара и завтрак нагоняли непреодолимую лень, и если бы не Фред, то чего доброго, до самого вечера провалялись на мягкой траве.

Но Фред не дал нежиться.

— За дело, братва! — скомандовал он, вставая на ноги. — Кир, айда рыбачить, а Курило пускай обед готовит.

Кесарь и Фред взяли удочки и направились к Днепру. Миколка задумался: и зачем разоткровенничался? Тоже мне, повар! Бабушка два раза тарелки попросила помыть, а он уж расчванился. А теперь ничего не поделаешь — мастер плиты и кастрюли! Вари, не отвиливай!

Он взял пакет с золотистым пшеном и задумался. Как же кашу готовить? Вспоминал, вспоминал, наконец вспомнил, как в рассказе Николая Носова ребята пшенную варили. Пожалел, что читал тогда невнимательно — поминутно смеялся, а чему смеялся?.. Что-то у них там очень смешное получилось. Пшено, как будто, не так засыпали, вот и полезла каша из горшка. У Миколки в распоряжении был не горшок, а солдатский алюминиевый котелок. Он почти герметически закрывался крышкой. Если пшено в таком котелке закрыть, оно из него никуда не уйдет, сварится.

Может, Миколка и начал бы варить кашу, не попадись ему на глаза два окунька и четыре плотвички. Они с укоризной смотрели на повара — поймать, мол, поймал, а варить не хочешь!

И Миколка рассудил так: кашу пока варить он не будет, — кто знает, вдруг пшено котелок разорвет, наподобие бомбы? Лучше сварить уху. Это совсем нетрудно. Немножко пшенца, немножко лаврового листа, немножко перца, да эту рыбешку — вот и готова.

Теперь он не мешкал. Разложил огонь, сбегал к Днепру, промыл в котелке крупу, зачерпнул воды, установил над огнем треногу и повесил на нее котелок, а сам принялся за рыбу. Почистил, выпотрошил, посолил. Сбегал к рыбакам — нет ли еще свеженькой? И не зря — три уклейки Фред вытащил. У Кесаря почему-то не клевала. Он недовольно сопел, злился.

Миколка и уклеек в уху добавил. Вода в котелке ключом кипит, крупинки пшена на дне прыгают, пена на горячие угли падает, они шипят, потрескивают.

Повар отодвинул чуть в сторону жар, чтобы уха не так сильно кипела, попробовал — солона ли?

Ничего не понять. Солона — не солона. Хотел соли добавить, да вспомнил бабушкину присказку: недосол на столе, пересол на спине, — и воздержался. Зачерпнул полную ложку ухи и, осторожно переступая через хворост и ветки кустов, понес пробовать друзьям.

Фред попробовал, Кесарь не стал:

— Как посолишь, так и ладно.