Куриловы острова

Иначе это и назвать невозможно. Из школы его вытурили, спасибо хоть в интернат направили, а то бродил бы по городу, воробьям кукиш показывал. И теперь вот везут в дальний край. Как когда-то Пушкина в Кишинев. Только что не в тарантасе почтовом, а на такси, которое мама взяла для такого случая. Как-никак — Миколка единственный сын у нее, правда, беспутный, но все же родное дитя. Не везти же его в автобусе, пусть знает, дрянной мальчишка, что мать для него на все готова, ничего не жалеет, даже в такси возит. И это, когда лучшим способом передвижения для такого, как он, неслуха, был бы этап под конвоем милиции.

Сам Миколка, возможно, так и не понял бы всего этого, но мама не забыла ему объяснить, и притом не один раз, ведь дорога оказалась неблизкой.

— Ты ж смотри у меня, Колюшка, не балуйся, будь умник... Учись, непутевый, как у людей дети учатся. Может, и из тебя что-нибудь выйдет.

Миколка молчал.

Остановились. Мама, присмотревшись к школе поближе, с удовлетворением отметила:

— Колюшок, школа, видно, неплохая. На настоящий институт смахивает. Если кормить будут хорошо, да учителя приличные, да сам будешь поласковее, то чего ж... неплохо все устроится...

Над высокой школьной дверью — красное полотнище. На нем слова: «Добро пожаловать!» Миколка посмотрел на них с опаской: приглашают-то все вежливо, а вот выгоняют бесцеремонно.

Полная дама, сидевшая за столиком в вестибюле, показала, как пройти к директору.

Миколка ни разу не входил в директорский кабинет с радостью. Никогда не вызывали его туда по-хорошему.

Из-за стола поднялся мужчина. Совсем еще молодой, с пышной шевелюрой, светлолицый, с веселыми, иссиня-зеленоватыми глазами. Миколка сперва подумал, что они попали к старшему пионервожатому. Но, присмотревшись, решил, что это учитель физкультуры.

Миколкина мама тоже ошиблась:

— Директора нам, молодой человек...

— Я вас слушаю, — отозвался он вежливо.

— Так это вы будете директор? — не смогла скрыть удивления мама.

— Да, я директор. А вы...

— Привезла вот своего лоботряса...

Директор улыбнулся одними глазами. Приветливо посмотрел на Миколку:

— Ну зачем лоботряса? Это вы зря... Тебя как зовут?

— Николай Курило...

— А меня — Леонид Максимович.

Мать подала Миколкины документы и попросила Леонида Максимовича:

— Вы уж, товарищ директор, и за отца и за мать ему будьте. Не стану скрывать — тяжелый характер. Уж на что Мария Африкановна, педагог со стажем, диссертацию по педагогике пишет, а и то не поладила с ним. Больно упрям он у меня...

Миколке лучше б сквозь землю провалиться, чем слушать такое. Пусть бы уж дома, там он привык, а тут не хотелось этого слышать. Ему сразу понравился директор, а мать вон как его характеризует...

— Что было, то с водою уплыло. Мы с Николаем начнем жить заново.

— Только потачки ему не давайте.

— Обязанности ученика определены правилами поведения...

— Домой-то вы их отпускаете?

— У нас не ссыльные. И домой отпускаем и родных с радостью принимаем. В свободное время, конечно.

— Моего никуда не отпускайте. А можно будет ему домой наведаться — мне напишите.

Когда мать распрощалась и ушла из школы, Миколка облегченно вздохнул. Было неловко перед Леонидом Максимовичем. И не за себя — за маму.

Леонид Максимович повел его показывать школу. С этажа на этаж ходили они, из класса в класс, из кабинета в кабинет. Везде еще пахло краской, но уже чувствовалось, что сюда вселились жильцы, вселились основательно и надолго. Будто взрослому рассказывал Леонид Максимович Миколке, как и сколько времени строили эту школу, где ученики какого класса будут жить и учиться. Миколка чувствовал, что директор любит свою школу, любит и учеников. Одно его удивляло — тишина, господствовавшая в этом просторном, уединённом, похожем на дворец здании. Неужели в нем больше никого нет и Миколка оказался первым? Но ведь через три дня начало занятий. Хотел спросить об этом Леонида Максимовича, но не решился. Во всяком случае, если он первый, значит скоро появятся и другие. Ведь не зря столько комнат заставлено кроватями с белоснежными покрывалами и мягкими подушками.

— Вот здесь ты будешь жить, — сказал директор, останавливаясь у одной из спален.

В просторной комнате стояло двенадцать кроватей. Возле многих из них, на новеньких тумбочках, Миколка заметил немудреное ученическое имущество. Значит, здесь уже жили.

— Жители этой спальни сейчас где-то в лесу, на прогулке, — объяснил наконец Леонид Максимович. — А вот это будет твоя кровать, твоя тумбочка. Располагайся, как дома, отдыхай, пока ребята вернутся из леса и позовут обедать.