Миколка прошел мимо ворот. Вплотную приблизился к Фреду.
Тот виновато заморгал глазами, попятился:
— Ну как, Коль, дела? Допустила Маричка к экзаменам? Она такая, что не откажет.
— Писал, что я тебя подговаривал бежать? — спросил, словно не слышал его, Миколка.
Фред растерялся:
— Ах, ты про это! Тут, брат, такое дело, что без хитрости не обойтись. Иначе, Коль, я бы совсем на мель сел. Кстати, послушайся моего совета: вали все на Кесаря. Ведь это же он... И как это я сразу не додумался? Кесарь ведь нас обоих подговорил... Хочешь, завтра к Маричке зайдем?..
Всю свою силу, весь свой гнев, все, что накипело на сердце, Миколка вложил в свой удар. Фред упал на спину, взвыл, а Миколка, повернувшись, под удивленными взглядами мальчишек пошел не спеша домой. Он был готов принять какое угодно наказание...
На следующий день Мария Африкановна, держа в руках новое заявление Квачей, сочувствовала Миколкиной матери:
— Невероятно трудный ребенок! Невероятно! Я, как педагог, как ученый... как диссертант, накопила уже немало разнообразного материала, анализировала сложнейшие случаи, но что-нибудь подобное... Нет, нет, милая, не просите, не могу, знаете ли... И районо меня бы не поняло, и вся общественность... Сами понимаете — факты есть факты... Пройти мимо них невозможно, поощрять их мы не имеем никакого морального права. Советую вам набраться терпения, взять себя в руки, попытаться переломить его натуру.
Директорша посоветовала вывезти Миколку на лето куда-нибудь в деревню, в глушь, чтобы он пригляделся, увидел поближе, как живут настоящие люди, а в августе, когда она вернется из отпуска, заглянуть в школу. Возможно, к тому времени Мария Африкановна придет к какому-то выводу и что-нибудь посоветует.
Все лето Миколка пас в деревне бабушкину козу. Кто знает, набрался ли он хоть немного ума за лето? К августу многое выяснилось и для Марии Африкановны. Не то узнав про Миколкины неприятности, не то просто так себе, но Кесарь заявил директору школы, что это он подбил ребят путешествовать.
Кесаря исключили; к Миколке Мария Африкановна стала мягче. Разрешила в августе сдать экзамены, а затем выхлопотала для него перевод в школу-интернат.
Одним словом — свет не без добрых людей.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
из которой видно, что Миколка попал совсем не в безлюдное место
Миколка только что вернулся из кладовой. Там ему выдали брюки, ботинки, вельветовую куртку, трусы и рубашку. Разложив все это на кровати, он собирался переодеться. Но в это время до него долетел какой-то шум, гул. Школа сразу ожила.
Словно застигнутый врасплох преступник, Миколка моментально скомкал в узел все свое имущество и запихнул в тумбочку.
А в коридоре уже раздавался топот десятков ног, звенели голоса, смех.
Дверь в спальню быстро отворилась, на пороге стоял парень.
Уже после, немного освоившись, Миколка признал в нем парня, а сперва ему показалось, что сюда заглянул не то учитель, не то пионервожатый, но ни в коем случае не ученик — этот высокого роста, как тростинка гибкий, русоволосый молодой человек.
Заметив новичка, он осторожно прикрыл дверь и улыбнулся какой-то девичьей улыбкой. Одни только глаза его не улыбались, они были лукавые и пытливые, даже веяло враждебностью и холодком от их непроглядной небесной сини. Он чем-то напоминал Фреда, хотя совершенно не походил на него.
Но стоило только этому парню заговорить своим нежным, вкрадчивым голосом, как Миколка тут же забыл о Фреде.
— Честь имею... — манерно отсалютовал он правой рукой, но это получилось у него настолько естественно, элегантно, что если кто-нибудь сперва и готов был подумать, что он рисуется, то сразу же отказался бы. — Пополнение?
Миколка покраснел, отвел в сторону глаза, молчал.
— У нас будешь жить?
— У вас.
Синеглазый смерил Миколку с головы до ног, как бы оценивая и взвешивая: стоит ли с таким жить.
— Живи. Только тихо. Ну что ж, давай знакомиться.
Он подошел вплотную, Миколке даже голову пришлось задрать кверху — таким высоким был этот парень.
— Валентин Конопельский.
Конопельский так Конопельский, подумаешь — велика птица. Миколка пожал ему руку, но себя называть не стал.
Валентин насмешливо прищурил глаза, в них вспыхнул недобрый колючий блеск:
— А вот хамства, мистер, у нас не любят. С тобой знакомятся, как с достойным внимания, а ты даже не считаешь за нужное...
Эти слова так ошеломили Миколку, что он непроизвольно назвал свою фамилию.
Конопельский сразу смягчился:
— Вот это уже другой оборот! Курило, говоришь? Покуриваешь, значит? Втихаря или открыто? Папирос не принес?
Нет, Миколка совсем не знал, как себя вести в обществе этого необычного паренька. Это не Фред. И даже не Кесарь. С ним вообще говорить невозможно. Так и ловит тебя на крючок.
Дверь распахнулась, и в спальню ввалилась толпа ребят. Видно, это и были жильцы комнаты, потому что, не обращая внимания на Миколку и Валентина, бросились к своим тумбочкам, что-то в них клали или, наоборот, брали.