И вот оно началось. В пионерской комнате собрались старосты классов, спален, председатели разных школьных комиссий. Народ все серьезный, вдумчивый. Здесь не услышишь смешков да шуток. Нет, лучше уж на обсуждение школьного совета, да еще по персональному делу, не попадать. Виновному спуску не дадут, невиновного не обидят. Да вот попробуй разберись тут в таком деле, как заявление Северинова...
— Северинов, расскажи, что творится в вашей спальне, — обратился к Андрею председатель совета, девятиклассник, у которого уже пробился черный пушок под носом.
Конопельский с тревогой глянул на председателя. Что-то уж больно подозрительно прозвучал его голос, было похоже на то, что он верил заявлению Северинова.
На заседание явилась вся спальня восьмиклассников. Кое-кто, может, и не хотел идти, но пришлось. Маслов настрого предупредил каждого: «Сопатку отделаю, если кто сболтнет что...» Сидели отдельно, воробьиной стайкой. Позади всех развалился Маслов, ревниво следя за своими подопечными. Трояцкий все время вертелся, видимо хотел поговорить с соседом, но побаивался. Зюзин втихомолку рисовал карикатуру на Андрея, едкую и обидную... Северинов у него выходил похожим, но был неестественно кряжист, широколиц и с большим, будто лопата, языком.
Северинов неторопливо вышел на середину комнаты, обвел взглядом членов совета и остановился на учителях, собравшихся в одном углу. Обычно на заседаниях школьного совета присутствовал только директор, а из воспитателей — лишь те, кого непосредственно касалось дело, а на этот раз почему-то пришло много учителей. Все выжидательно и с любопытством смотрели на Северинова. И только одна Лукия Авдеевна все о чем-то шептала на ухо Марине Ивановне, бросая явно недружелюбные взгляды на Андрея. Посмотрев на Леонида Максимовича, Андрей начал говорить:
— Я знаю, многие считают меня ябедой, но я не буду на это обращать внимания. Мелкое ябедничество — гадость, здесь же идет речь об общем нашем деле. У нас в спальне сложилась такая обстановка, что жить дальше невозможно.
Андрей рассказал, что творится в их спальне после отбоя, когда все должны спать, о том, что все запуганы Конопельским и Масловым...
— Тебя-то не запугали! — с издевкой выкрикнул Конопельский.
— Болтает языком... — буркнул Маслов.
— Прошу не мешать, — деловито постучал карандашом по столу председатель.
Присутствовавшие что-то не очень верили тому, что поведал Андрей. Видимо, Конопельский многим уже успел изложить дело по-своему.
— Ты лучше расскажи, как вы с Курилой в чужой сад залезли! — перебил Северинова Трояцкий.
— Как простыню разорвали, — дополнил Зюзин.
— Да что там слушать его! — решительно выкрикнул Маслов.
Андрей терпеливо выслушал все это и продолжал:
— Спросите Курилу, он все знает, спросите других...
— Курило твой, что Эней, — пятки нам показал.
— Сбежал твой Курилка!..
— Учуял, что паленым пахнет.
Андрей на миг растерялся. Затем, успокоившись, снова пошел в наступление:
— Вот до чего довели парня...
— С больной головы на здоровую валишь? — нагло выкрикнул Конопельский.
Андрей испытующе посмотрел на Валентина и улыбнулся одними глазами:
— Не понимаю, что ты за человек, Конопельский. Вот здесь, перед всем коллективом, ты как будто порядочный, активный, будто честнее тебя во всей школе никого нет. А что ты на деле вытворяешь...
— Что же это я вытворяю? — насмешливо бросил Конопельский. — А ну, расскажи, расскажи, послушаем.
— А еще образцовая спальня. Стыдились бы говорить!
Тут уж Лукия Авдеевна не выдержала, возмутилась:
— Какая дерзость! Вы, Северинов, без году неделя как в школе и уже смеете бросать тень на весь коллектив...
— Да какой там коллектив, Лукия Авдеевна! Они вас обманывают, они совсем не такие, как вы думаете.
Маслов больно толкнул под бок Баранчука:
— Кричи, Баран.
Баранчук неуверенно запищал:
— Позор! Не слушайте этого кляузника!
Маслов щипнул за руку Хичкина.
— Хи! Чего щиплешься?
— Кричи!
Хичкин так сморщился, будто у него заболели сразу все зубы.
— А что кричать-то?
Тогда поднялся Маслов:
— Дайте я скажу!
Ему дали слово.
— Да что там провокаторов всяких слушать. Вы лучше спросите любого из нашей спальни, увидите, что они скажут. Вот тут хотят высказаться... И Хнычкин хочет... и Хичкин...
— В вашей спальне учеников собачьими кличками поназывали.
Конопельский с ненавистью глядел на Андрея:
— Говори, язык без костей. Если уж он на Лукию Авдеевну наговор возводит, то чего еще ждать...
Лукия Авдеевна только теперь, видно, опомнилась, или к ней дар речи вернулся.