Куриный бог

— Не бойся, боль не придёт, — сказал Илья Иосифович таким тоном, будто эта фраза могла меня утешить. — Ты замаринован живьём. Нервная система в разладе, тело ещё долго останется свежим. Ни один кусочек не пропадёт.

Я не выдержал и громко всхлипнул. Не плакал с тех пор, как мама бросила заниматься «Орифлеймом» и сказала, что мой сайт ей не нужен.

Помимо страха перед смертью на меня накатила боль от предательства. Ужасно осознавать, что к тебе относятся вовсе не так, как ты думал. Только в моём случае это заблуждение стоило жизни.

— Всё это время вы… Я думал, что нравлюсь вам!

— Нравишься, конечно, — ответил Илья Иосифович. — Я мог замариновать тебя хоть на второй день. Но я хотел всё сделать правильно. Не каждый день убиваю людей.

— Мы говорили по душам…

— Не стал лишать тебя последних приятных недель, я же не изверг. Да и мне было интересно поговорить с молодёжью.

Я стал задыхаться от паники.

— Ну-ну, спокойно. Ты ведь был счастлив. Животные на скотобойне и этого не получают.

Раздался странный звук. Позади меня что-то упало на пол. Я обернулся и увидел оранжевую кость. Илья Иосифович наклонился, поднял её, завернул в тряпку.

— На удобрение, — объяснил он. — Ты тоже станешь частью сада.

Я взвыл от отчаянья, ненавидя и дом, и сад, и даже сам факт, что когда-то родился.

Что скрывалось позади? Мне нужно было увидеть. Я выгнул шею. На втором стуле, спиной ко мне сидел труп мужчины. Дырявый, как бумажная снежинка. Струи воды сделали мясо и остатки кожи оранжевыми. Сохранилось полголовы, часть руки, остов спины, торчащая наружу печень. Горло трупа дёрнулось, он глотнул. Куриный бог был ещё жив.

— Ему уже десять лет, — заявил Илья Иосифович с гордостью. — Думаешь, легко найти донора, если отдать нужно не пол-литра крови, а всё, что есть? Люди не готовы к такому самопожертвованию. Представь, скольким ты поможешь.

Вспомнился выздоровевший коллега. Но я не хотел, чтоб жил он, я хотел жить сам!

Моё тело задёргалось в конвульсиях.

— Спину забыл подрезать, — указал дед внуку.

— А ты снотворного мало подсыпал, — огрызнулся Веня.

— Я специально. Надо объясниться, пока у него голосовые связки на месте. Жестоко заставлять человека десять лет мучиться вопросами.

Я устал вырываться, рыдать, кричать. Чувствовал себя оглушённым. Мои эмоции тоже стали оранжевыми, набухшими, мерзкими.

— Не расстраивайся сильно, — сказал Илья Иосифович. — Всё равно твоя жизнь была не очень насыщенной. Другим нужнее.

Сначала было ужасно тяжело из-за нелепой надежды выжить. Потом я понял: даже если меня найдут, в теле столько дыр, что спастись не получится.

Я уже не мог двигаться, не мог говорить, не мог кричать (зато Илья Иосифович бодро сбегал по лестнице, и его голос звучал молодо). Мне оставалось без конца размышлять. Как странно, что мы всегда многого ждём от окружающих, но не задумываемся, какая роль отведена ими для нас. Все те недели в «Хереме» я заботился лишь о собственных желаниях, оставаясь слепым к реальности. Вы и не заметите, как другие люди вас используют вас.

Когда Илья Иосифович приходил в прошлый раз, он сказал, что на очереди мой мозг, и я расплакался от радости. Из него сделают биологические добавки от головной боли (что довольно иронично, учитывая мои мигрени).

Не знаю, смогу ли я мыслить по-прежнему, потому постарался вспомнить и заучить всю мою историю. Вы выпьете биологическую добавку и вместе с ней — кусочек меня. Может, вы услышите мои мысли, найдёте «Херем» и сообщите полиции. А может, всё бесполезно, и таких домов много, они повсюду, но никто об этом не знает, и никому нет дела.

Кто-то спускается по лестнице. Надеюсь, это конец.

Прощайте.

[галлюцинация заканчивается]

[вы ещё держите в руке липкую мерную ложечку]

[думаете: «Чушь какая привиделась!»]

[зато эликсир помог — голова уже не болит]