Я схватилась за ручку дверцы машины, наблюдая за тем, как он удаляется. Он был моей родственной душой, моим любимым, моим лучшим другом и отцом этого спящего в детском кресле машины малыша.
Он сказал мне, что не хочет расставаться в аэропорту, и поэтому мы попрощались на автостоянке рядом с машиной.
– Я позвоню тебе сегодня вечером из Сан-Франциско, – было все, что он сказал, прежде чем уйти.
Я неистово пыталась придумать, что можно сделать, чтобы удержать его там еще на несколько минут, но прагматик во мне знал, что я должна взять себя в руки, чтобы не побежать за ним, чтобы не обнять его и не поцеловать еще один раз. Всхлипывая, я стояла и смотрела, как его силуэт уменьшается вдалеке. Он ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на меня. Я закрыла глаза и вытерла слезы. Затем открыла их снова, он совсем исчез.
Он велел мне ехать домой, но я не могла разорваться. Если вдруг у самолета обнаружатся какие-нибудь неполадки и полет отменят, у него не будет возможности позвонить мне.
Больше часа я сидела в машине, мучительно осознавая, что он был там, в терминале аэропорта, в нескольких сотнях шагов от меня. Я понимала, что мы уже попрощались и больше нечего говорить. Новая встреча ранила бы еще больше. Я сосредоточилась на самолете, стоящем на площадке перед ангаром, и ждала, когда он взлетит, в то же время испытывая ужас при мысли, что он поднимется в воздух. Как я полагала, удерживать в поле зрения самолет было моей главной задачей. И пока он находился там, мы имели маленький шанс изменить наши судьбы. Чудо могло случиться и задержать его отъезд. И как только самолет выскочит со взлетной полосы, я буду вынуждена признать, что мы можем больше не увидеться снова.
Мы познакомились девять лет назад на курорте, где оба работали в летний период. С самого начала мы были друзьями. Однажды он попросил меня пойти с ним на свидание, поскольку вышло так, что он остался один, а планы на вечер уже были, и не хотелось подводить другую пару. С того момента нас стало тянуть друг к другу. У нас было много общего, и нам нравилось быть вместе. Нежное и заботливое ухаживание привело к пониманию, что у нас любовь друг к другу. В течение следующих лет мы поженились, окончили колледж, пересекли страну, преподавали в школе. Затем военные годы спустились на нас как черное плотное облако. Не прошло и нескольких недель, как его отсрочка как преподавателя была отменена и его призвали в армию. Мы вынуждены были продать дом и в следующие два года переезжали пять раз. Затем пришел приказ, что его посылают в зону военных действий на год. Прекрасно понимая всю суть приказа, я отдавала себе отчет, что он может не вернуться назад, может погибнуть в бою.
Последний вечер перед его уходом мы провели в доме его родителей, где был ужин, и затем каким-то неестественным голосом он сказал им «до свидания». В ту ночь мы не спали. Мы держали друг друга за руки и говорили до тех пор, пока слова не иссякли. Наши мысли были полны тоски.
Утром мы занимались своими обычными делами, которые теперь приобрели новый смысл. Я смотрела, как он выбрасывает мусор из машины и проверяет масло в баке. Он дал мне инструкции относительно того, как разжигать печь, и сказал что-то про обогреватель воды. Мы входили в зиму и беспокоились, что не сможем согреться. Он сказал, как заботиться о машине. Мне не хотелось знать обо всем этом. Я хотела, чтобы он остался и заботился о нас, как делал это всегда. Сердце болело, а мозг был изнурен. Часы, которые оставались нам, утекали сквозь пальцы.
Ожидание закончилось, когда самолет заполнил шумом взлетно-посадочную полосу и взлетел в небо. Глядя, как он исчезает в облаках, я чувствовала полное опустошение. Что мне теперь делать? У меня не было ни малейшего представления о том, как жить без него. Я понимала, что со временем острота чувств уйдет и уже не будет так больно. И у меня был малыш, о котором нужно заботиться. Мне нужно было чем-то себя занять. Я должна быть оптимистом, чтобы он вернулся к нам назад. Это была единственная возможность спастись от отчаянья.
Много месяцев спустя я была в аэропорту и смотрела на садящийся самолет. Со мной был маленький паренек, который научился переворачиваться, сидеть и ходить, – те события в жизни ребенка, которые папа пропустил. Мы стояли в терминале у выхода пассажиров. В некотором смысле это было нормальным – выражать нашу радость на публике, тогда как раньше наше горе было слишком личным, чтобы делиться им с кем-то. Пассажиры спускались по ступенькам самолета и ступали на взлетно-посадочную полосу. Наконец появился он. Мы не могли больше ждать. Он был дома. Мы могли продолжать нашу жизнь. Это значит, что мы могли быть обычными людьми, занятыми обычными делами. Я побежала ему навстречу, чтобы обнять и быть рядом все оставшееся время, что отпущено нам.