В два с половиной года он, к нашему глубочайшему изумлению, сумел открыть сейф в номере отеля, но не мог ответить на вопросы «Как тебя зовут?» и «Сколько тебе лет?». Сейчас ему уже пять, и он иногда все так же затрудняется ответить на эти вопросы (вид у него такой, будто он не понимает, зачем это нужно). Аутизм – это гремучая смесь отставания и опережения в развитии, и никогда нельзя сказать заранее, какая именно сторона проявится в тот или иной момент. Вот такая жизнь у Кейси. Он постепенно, шаг за шагом, обретает свой голос, а мы чувствуем гордость за него и за себя – и очень, очень большую усталость. Его личное путешествие стало в той же степени и нашим собственным.
Я не ожидала, что мне придется пройти по тому пути, который мне выпал. Тем не менее я иду по нему осознанно и одновременно интуитивно, не ропща и благодаря Господа за все хорошее, что мне встречается. Когда вы узнаёте, что в мире есть дети с физическими и умственными ограничениями (а этих детей очень много), ваша жизнь меняется раз и навсегда. Перестаешь думать такими категориями, как «нормальный» или «обычный» ребенок, и начинаешь верить в возможность, словно это твоя новая религия. Детям, которым сложно ходить, говорить или есть, приходится трудиться гораздо больше, чем их сверстникам, и мы можем только изумляться их открытости и жизнерадостности.
Возможно, я лишь на время потеряла свой голос и он становится более глубоким, звучным и сильным благодаря боли сочувствия. Постепенно проявляется голос Кейси, он меняет мой собственный, и это мне нравится. Любопытно, что процесс моего творчества сейчас очень напоминает кривую развития Кейси. Когда у меня появляются идеи, то они не развиваются и зреют, а выливаются на страницу уже готовыми произведениями или их частями.
Я принимаю жизнь такой, какая она есть. Я буду и впредь помогать Кейси, одновременно понимая, что не стоит подгонять мою собственную музу. Надо дать ей возможность развиваться естественным путем.
Выздоровление
Превратите свои раны в мудрость.
Однажды в июле мой младший брат Терри погиб. Он пытался спилить дерево и мгновенно умер от сильного удара по голове. Так я потеряла брата.
Я очень горевала и решила отдать долг его памяти, став медсестрой. В школе медсестер я хорошо училась. На втором году обучения, экономя на бензине, я начала ездить вместе с Джин, которая работала инструктором отделения реанимации. До школы было семьдесят пять километров, и по дороге мы рассказывали друг другу семейные истории. Я объяснила Джин, что смерть брата подтолкнула меня к выбору профессии, а также что я очень боюсь получить пациента с серьезной травмой головы. Джин слушала и сочувствовала мне.
На последнем курсе во время практики Джин приставила меня к пациенту с мозговой травмой. Узнав об этом, я начала молить Господа о помощи. Мне очень не хотелось, чтобы мой прошлый болезненный опыт повлиял на мою работу.
Когда я пришла в отделение реанимации, мне сообщили, что пациенту делают вторую операцию, чтобы удалить сгусток крови и уменьшить кровяное давление в мозге. Доктора не давали никаких обнадеживающих прогнозов. Однако у Терри вообще не было шансов, а у этого человека они были. Он все еще боролся за жизнь. Я молилась за этого пациента и членов его семьи, которые ждали исхода операции в больнице.
Днем и вечером я внимательно изучила медицинскую карту больного. Ему было девятнадцать лет, его звали Сэм. Он был самым младшим в большой семье, и с ним случился несчастный случай, очень похожий на тот, от которого умер Терри. Сэм работал в компании по стрижке деревьев. Когда его подняли к кроне дерева, ему на голову упала ветка. Потом он почти час провисел вниз головой, пока его не вынули из страховки. У него в черепе была трещина и сгусток крови в мозге. Ему установили устройство, снимающее внутричерепное давление. Он дышал через трубку, мочился через катетер, а в его артерии были вставлены капельницы. К нему уже приходил священник и отпускал ему грехи, причем два раза.
Впервые я увидела Сэма на следующее утро. Голова его была обмотана бинтами, он лежал без движения и ни на что не реагировал.
Колени у меня подкашивались, но я точно знала, в каком состоянии он находится, какие препараты ему вводят, что показывают датчики и экраны приборов. Я понимала, что и когда надо делать. В отделении реанимации все детали имеют большое значение.
– У меня все получится, – твердила я про себя. Вся моя прошлая жизнь и подготовка как будто вели меня к этому пациенту. Я положила свою руку на руку Сэма.
– Доброе утро, Сэм. Я твоя медсестра, и зовут меня Нэнси, – произнесла я. Потом я сообщила ему, какой сейчас день недели, число, время, и в двух словах рассказала о погоде. Делая все необходимое, я постоянно говорила с ним. Он не реагировал.