Пританцовывая и напевая на арабский манер: «Да, ди, дааа, да, да. Да, ди, дааа, ди, да, ди, да», я вплыла в гостиную. Я звякнула тарелочками на пальцах и помахала в воздухе подарком Стива. Моя семья сидела с открытыми ртами и широко распахнутыми глазами. Это было очень уморительное зрелище! Я вручила Стиву, еще не пришедшему в себя от увиденного, его подарок.
– Вот тебе твой танец живота!
Хихикая, Росс подбежал и обнял меня, а Стив, смеясь, разрывал подарочную упаковку и открывал коробку. Увидев плитку в красивой деревянной рамке, он так и расплылся в улыбке.
– Ух ты, как красиво.
– Я сделала ее своими руками.
– Сама? – Стив уставился на поблескивавшую глазурью плитку.
– Ага. Извини, на самом деле, я не ходила на уроки танца живота, – сказала я. – Я ходила в гончарную мастерскую. Мы вручную делали плитку, раскрашивали ее и обрамляли.
Стив был очень впечатлен, хотя и немного разочарован тем, что танец живота был всего лишь «прикрытием».
Все оставшееся Рождество сыновья подражали мне, изящно потряхивавшей бедрами и одетой как Жасмин из «Аладдина». Они задирали рубашки, обнажая пупки, и танцевали по всему дому.
Сейчас одному моему сыну за двадцать, другой разменял третий десяток, но до сих пор их самое причудливое и смешное праздничное воспоминание – то самое Рождество, когда их мать первый и последний раз исполнила танец живота.
Самые сладкие воспоминания
На улице завывал ветер. Мокрый снег с дождем хлестал деревья на заднем дворе и собирался в круглые лужицы на террасе. А в гостиной было очень уютно: дрова потрескивали в камине, согревая гостиную и наполняя ее сладким запахом тлеющих поленьев. А фоном звучал рождественский альбом Майкла Бубле[20]
.Я зашла на кухню, чтобы оценить стоящую передо мной задачу. Стол был уставлен баночками с разнообразными орехами, шоколадом для выпечки, миндальной крошкой, пакетами с мукой, сахаром, а еще противнями, кондитерскими термометрами – словом, всем необходимым для приготовления четырнадцати партий домашних рождественских конфет для семьи и друзей. Это непростая задача, но у меня были годы практики.
Надевая красно‐белый праздничный фартук, я почти слышала, как моя мама говорит: «Донна, я увидела их в Кирксвилле и подумала, что нам обязательно нужны парные фартуки». Свой я завязала за спиной, а мамин висел на крючке в прачечной.
Я достала из‐под плиты свою верную кастрюлю из нержавеющей стали, в которой готовлю помадку уже тридцать пять лет. Я всегда начинаю с помадки. Этот рецепт никогда меня не подводил – в результате получается целый противень нежных шоколадных лакомств с хрустящими грецкими орехами. Я высыпала ингредиенты в кастрюлю на плите, прикрепила термометр к стенке и начала помешивать, пока весь сахар не растворился. Когда температура достигла 113 градусов, я выключила огонь, добавила остальные ингредиенты, вылила смесь на противень и оставила остывать.
Когда я несла противень в столовую, то вспоминала маму. Как она сидела за столом с крошечным ножом для чистки овощей, разрезала помадку, складывала ее в отдельные контейнеры с крышками и приговаривала: «Надо резать на один укус. Никому, на самом деле, не хочется разжевывать большой кусок помадки». Я вздохнула. Жаль, она этого больше не делает. Мне так не хватает маминого терпения.
Я подбросила в камин два полена, включила плейлист из рождественских песен и пошла разогревать духовку. Батончики с начинкой – всеобщие любимцы – просты в приготовлении и очень вкусны. Я поставила в духовку две пачки масла, чтобы растопились, и вспомнила, как мама с годами стала больше любить заниматься выпечкой, чем лепкой конфет. Артрит не позволял ей подолгу стоять над кипящими кастрюлями, но она могла приготовить пирог с тыквой или орехами, не вставая со своего стула. «Донна, не забудь постучать по хлебу, чтобы убедиться, что он готов», – кричала она мне, когда по дому разносился неподражаемый аромат булочек с маком. Мой нюх не идет ни в какое сравнение с маминым, поэтому приходится пользоваться таймером.
Перебирая оставшиеся рецепты, я наткнулась на своего старого врага… Суфле «Блаженство». Помню, как мы с мамой по очереди отчаянно взбивали белую густую смесь, пытаясь найти золотую середину между слишком жидкой и слишком густой. Но сейчас я решила, что жизнь слишком коротка, чтобы пытаться провернуть этот рецепт в одиночку. Оправдывая свою трусость, я убеждала себя, что «Блаженство» не такое уж и вкусное.
На улице стемнело. Перед моим окном зажегся фонарь. Снежинки медленно падали в лучах уличных ламп. Я еле стояла на ногах, а руки ныли от монотонных обмакиваний крендельков и кокосовых шариков, от бесконечного измельчения орехов и шоколада. Двадцать пять лет эту работу делали две женщины. Чтобы выполнить ее в одиночку, мне понадобится два дня.