Следующие несколько месяцев я прожила вместе с моей матерью. Смотрела дома, выставленные на продажу, офисы, сдаваемые в аренду, и наслаждалась всеми прелестями материнства (включая бессонные ночи). Вскоре после родов я заболела. Никто не мог поставить мне внятный диагноз, поэтому в мою жизнь вошли и регулярные встречи с врачами. Впоследствии выяснилось, что я больна рассеянным склерозом.
Мой муж приехал в США, теперь уже надолго, чтобы решить вопрос со своим видом на жительство. Вместо логичного решения жить со мной и Кристианом дома у моей матери он предпочел снять квартиру в городе, потому что «это удобнее»: он сможет ездить в Нью-Йорк по делам поездом.
Мое повседневное существование оставалось прежним, наполненным посещениями врачей и заботами о маленьком сыне. Время от времени муж приезжал к нам, но ни разу не остался ночевать. Говорил, что не хочет навязываться –
А потом ему приспичило поехать в Лондон. И хотя ему не советовали этого делать, чтобы не лишиться вида на жительство, он все равно уехал.
Ровно через неделю я прочла то злополучное электронное письмо. Его текст был коротким и простым: «Люси, я решил остаться в Соединенном Королевстве. Просто это не то, чего я ожидал». Помню, я раз пять выключала и снова включала компьютер, надеясь, что я как-то неправильно его поняла. Тем более что из-за хронической усталости мой разум в то время играл со мной странные шутки. Но каждый раз смысл слов оставался прежним. Мой муж трусливо сообщил мне, что хочет исчезнуть из нашей жизни.
Спустя год безуспешных попыток побудить мужа к общению я осознала, что мне придется пройти через суд. Помимо полного отсутствия интереса к нашей с сыном жизни муж за все время ни прислал мне ни цента. Сначала он делал вид, что разорился, хотя жил при этом в Кенсингтоне, в родительском доме стоимостью пять миллионов долларов. Потом, когда эта тактика не оправдала себя, он стал утверждать, будто сомневается в своем отцовстве, и потребовал ДНК-экспертизы.
Сказать, что меня это возмутило до глубины души, значит не сказать ничего. Самое смешное, что за все время нашего брака, за девять месяцев моей беременности и первый год жизни Кристиана ни разу не поднимался вопрос о моей неверности. Только когда от него потребовали денег на содержание ребенка, я внезапно стала в его глазах «потаскушкой Люси» – о, как удобно! Нет, правда, мы же работали вместе и жили вместе. Когда, по его мнению, мог состояться акт супружеской измены? В те пять минут, когда мы расходились в разные стороны в продуктовом магазине? Когда он задерживался в ряду органических продуктов, а я делала выбор между печеньем и чипсами?
Когда пришли результаты, единственное, о чем я могла думать – это о старом слогане рекламы мыла «Айвори»: «99,44 % чистоты из 100 возможных». В нашем сценарии, однако, тестируемый был весьма далек от чистоты: мой муж оказался подлецом на 99,89 процента из 100.
Так что мне приходится буквально начинать все сначала, и, несмотря на решение суда, мы до сих пор не получаем алименты. Но меня это не особенно заботит. В настоящее время я руковожу консалтинговым бизнесом и зарабатываю более чем прилично. А еще оказалось, нам с Кристианом на 100 % лучше живется, когда Мистера 99,89 % нет в нашей жизни.
Близка к поражению
Прошло примерно девять месяцев с того дня, как я подала на развод. Мой муж (с которым мы были вместе еще со времен колледжа) и отец моей годовалой дочери сообщил о том, что у него есть другая, вскоре после нашей пятилетней годовщины. Затем он съехал от нас, а я сменила статус матери-домохозяйки на мать-одиночку. И знаете, какая мысль чаще всего крутилась в моей голове в те дни? Не «как он мог», не «где найти работу с частичной занятостью» и даже не «смогу ли я полноценно заботиться о малышке в одиночку». Я думала: «Я не заслуживаю ничего лучшего; я неудачница».
В один прекрасный день, когда моя дочка сделала свой первый самостоятельный шаг, упала, но тут же поднялась и сделала второй, я решила: моя самооценка на самом дне и с этим надо что-то делать. Шаг за шагом нужно выходить из этого состояния.
Я и раньше, до разрыва с мужем, не была о себе высокого мнения. Точнее, это мнение формировалось за счет оценок окружающих. Как-то я целый год ходила в ужасно неудобных туфлях только потому, что в первый день, когда я их надела, кто-то сделал комплимент моим ногам. Когда муж говорил, что я красивая, я верила ему. Когда он говорил о любви, я чувствовала себя желанной. Но стоило ему прийти домой уставшим и злым, проигнорировать мою улыбку или новую прическу, я чувствовала себя никчемной.