Я знаю, что такое детский рак, хотя лучше бы этого не знать. В этом опыте нет ничего интересного. Я знаю, что от химиотерапии детские губы исчезают, превращаясь в две желтые полоски. Знаю, что надо менять детский подгузник в резиновых перчатках, потому что ее какашки слишком токсичны и к ним нельзя прикасаться голыми руками. Я знаю, что многие дети переживают рак, но навсегда остаются инвалидами в физическом или психологическом смысле. Я знаю, что, вне зависимости от статистики, половина детей, попавших в раковый корпус, умирают. Я знаю, что моя единственная надежда на выживание – это мое здоровое тело, которое поможет мне перенести любые невзгоды.
Два раза в неделю я плаваю: вечером во вторник, когда муж может присмотреть за детьми, и рано утром в воскресенье, когда я возвращаюсь домой до того, как они встали. Пробежки я пытаюсь «воткнуть» между посещениями с сыном врачей, сеансами лечения по программе раннего вмешательства и временем, когда дочь находится в детском саду. В подвале нашего дома мой велосипед стоит на специальной станине. Я могу крутить педали, не выезжая из дома, пока дети спят. В бассейне я всего лишь анонимная женщина в синем купальнике. Просто женщина, которая тренируется для собственного удовольствия.
Во время лечения Эбби другая мамочка, лежавшая в больнице со своим ребенком, сказала мне, что я буду носить воспоминания об этом времени с такой же гордостью, как золотую медаль. Она сказала: «Если ты смогла это сделать, ты можешь все». Вот я и тренируюсь, чтобы это было так, а не иначе.
Самый большой риск – не рисковать
Когда я стояла на перекрестке, рядом с которым захолустная африканская деревушка целовала подножие величественного горного хребта, деревенские мужчины все как один по третьему разу задавали мне все тот же вопрос: уверена ли я, что хочу подняться на эту гору?
Конечно же, на нее поднимались и местные мужчины, и иностранцы, и местные женщины, но для гостьи с Запада, прибывшей без сопровождения, желание подняться на эту гору отнюдь не было нормой.
Я объяснила, что довольно долго готовилась – и теоретически, и практически, наращивая физическую силу, – и показала им разрешение правительства их страны на восхождение. Подчеркнула, что буду очень рада блюсти их местные традиции и нанять одного из жителей деревни проводником, но это, похоже, ничуть не умерило их озабоченности.
Мужчины из деревни рассказывали мне о «зыбучей грязи», с которой я непременно столкнусь. Они говорили, что она засосет мои ноги, а может и целиком проглотить, уверяя, что наверняка так и будет, учитывая мой небольшой рост. Хотя они не смогли припомнить ни одного человека, с которым это случилось бы на самом деле, похоже, реальность такого исхода не вызывала у них сомнений.
А вот деревенские женщины, напротив, цокали языками, глядя на своих мужчин; как я поняла, это тамошний эквивалент неодобрительного качания головой. Они ласково улыбались мне, а несколько из них одновременно вскинули руки в воздух, издавая радостные громкие гортанные крики, которые я восприняла как высказывание в мою поддержку.
Тогда мужчины пустились в рассказы о непредсказуемых маленьких слонах, которые, как они утверждали, были свирепыми кузенами более спокойных видов, известных нам, и могли угрожать мне во время восхождения. Чем дольше я стояла и слушала их, тем фантастичнее становились байки об опасностях и тем шире я улыбалась.
Я мысленно возвращалась к тем временам, когда была десятилетней девочкой и стояла со своей двоюродной бабушкой Хеленой в очереди, дожидаясь свободного столика в местном ресторане. Она рассказывала мне о своем грядущем путешествии в Китай, и другие люди в очереди прислушивались с огромным интересом.
Хотя в то время бабушка водила знакомство с молодой китаянкой из Гонконга, с которой собиралась встретиться в Китае, она также планировала в одиночку поездить по отдаленным районам страны, в которых, как правило, иностранцы были редкими гостями.
Я с энтузиазмом засыпала ее лавиной вопросов – как и другие посетители ресторана, стоявшие вместе с нами в очереди. Даже мне, ребенку, не составило труда почувствовать их неодобрение.
Они спрашивали, как она будет справляться с неминуемыми опасностями, которые, как они полагали, поджидают ее в чужой стране, и как она будет ездить по стране, не зная языка. Один мужчина даже усомнился в здравости ее рассудка: разве женщина может в одиночку путешествовать в дикой глуши?
Верная своему характеру, моя бабушка отвечала на все их вопросы спокойно, остроумно и с юмором, воспринимая их как совершенно нормальные. Она, бывшая учительница, всегда радовалась, когда подворачивалась возможность поделиться с другими знанием, будь то исторические факты или интересные культурные различия. Она всегда делала это с присущей ей скромностью, позволяя каждому собеседнику чувствовать себя интеллектуально равным ей.