Высшее образование тоже отправляется в утиль. Я отказываюсь от своей степени по философии в Университете Гумбольдта. Что оно мне дало? Моя маленькая жизнь на самом деле ни к чему не движется. Я не только не накопил внушительного состояния, но даже не выбрался из порочного круга повседневной суеты. Я даже успел немножко впасть в маразм. Я слышу голоса и много разговариваю сам с собой. Иногда я вступаю в жаркие внутренние споры и не всегда в них побеждаю. Я ношу беспроводную гарнитуру, чтобы окружающие не подумали, что я сумасшедший.
Как мне удалось не попасть в приют для душевнобольных? Чудом, не иначе. Это единственное объяснение.
Еще одна вещь, от которой я отказываюсь – это «экзотические» продукты, начиная с суши. Однажды я уже съел шарик васаби, думая, что это авокадо, выпавшее из моего ролла «Калифорния». Туда же отправляются отвратительные куриные желудки. Я больше никогда не буду их есть. Почки такие же мерзкие – они на вкус как моча.
И от сладостей я тоже отказываюсь. Ну, по крайней мере, от Reese’s Pieces[14]
. Недавно я купил упаковку и подумал, что уронил одну конфету на ковер. Я обычно не брезгую есть с пола, но тут мне не повезло, потому что между зубами раздался какой-то тошнотворный хруст.Думаю, вы поняли суть. Это далеко не весь мой список. Скорее всего, он будет пополняться, и по мере его роста я буду поздравлять себя со всеми приключениями и переживаниями, которых мне удалось избежать. Вот это я понимаю – забота о себе.
Как я простилась с Линдой
– Ты – просто порядковый номер, а для них это просто работа. Поэтому вот тебе мой совет: молчи и улыбайся.
Я возмутилась:
– Ты хочешь меня успокоить или расстроить еще сильнее?
Недавно у меня диагностировали рак груди. Я проходила курс лучевой терапии, и моя лучшая подруга Линда специально приехала из Калифорнии, чтобы поддержать нашу маленькую семью. Я ценила ее помощь, особенно когда дело касалось забот, связанных с нашими мальчиками девяти и четырнадцати лет, но некоторые ее слова меня очень расстраивали.
Я приезжала на сеансы пять дней в неделю, и Линда каждый раз сопровождала меня. В ту пятницу в радиационном аппарате перегорела «лампочка». На доставку новой требовалось время, к тому же приближался День поминовения, и это означало, что я должна была пропустить целых полторы недели плановых процедур. Только что я заявила администратору, что это просто неприемлемо.
– Неужели у вас нет запасных «лампочек» на случай, если одна перегорит? – весьма раздраженно спросила я.
Администратор ответила, что это не обычная «лампочка» и что она стоит больших денег. Они делали все возможное, чтобы как можно скорее доставить замену в центр радиологии, но мне нужно было набраться терпения. Стоял пасмурный день, на улице намечался дождь. Мое мрачное настроение передалось всему персоналу и моей лучшей подруге, которая заявила, что я не права.
Пока я сидела на диване в окружении журналов о путешествиях, Линда пыталась «исправить ситуацию». Она договаривалась о следующем приеме, и я слышала, как она несколько раз повторила слово «неуравновешенная».
Мы с Линдой дружили с четвертого класса и пережили вместе множество невзгод, однако рак подверг наши отношения серьезному испытанию. Что-то в столкновении с осознанием собственной смертности заставляет нас сомневаться во многих вещах, в том числе – друзьях.
Линда всегда была вспыльчивой, а с некоторых пор вдобавок усвоила манеру разговаривать со мной как с ребенком. «Ветры ураганной силы», которые дули в нашем доме в ее присутствии, заставили даже моего мужа и сыновей засомневаться в том, что компания Линды приносит мне пользу.
Я почти никогда не скандалила, даже если Линда вела себя совершенно невыносимо. Зато она могла устроить драму на пустом месте. В старшей школе она была королевой выпускного бала, а мне приходилось соглашаться практически на все ее странные идеи. Помню, как она уговорила меня попробовать себя в роли знаменосца в оркестре. Я выучила движения, намазала зубы вазелином, чтобы моя улыбка сияла, и превзошла даже собственные ожидания во время прослушивания. В оркестр меня взяли, но удовлетворения мне это не принесло: мне совершенно не нравилось быть в центре внимания.
Итак, я работала полный день и облучалась во время обеденного перерыва (кроме пятницы, когда моя работа заканчивалась в полдень). Я надеялась, что и этот день пройдет нормально, но он оказался испорчен моей вспышкой гнева в медицинском центре. Надо признать, Линда дала моему поведению правильную оценку. Но боюсь, наши отношения с ней на этом закончатся.
По пути домой я завела с Линдой разговор по душам.
– Это нелегко, но я чувствую, что должна тебе кое-что сказать, – осторожно начала я. – Видишь ли, рак груди в сорокалетнем возрасте застал меня врасплох. Я сейчас уязвима, и ты не должна говорить все, что приходит тебе в голову.