Думая об этой перспективе, я представила, что рак меня одолевает и мне осталось жить всего ничего. Мне была невыносима мысль о том, что я могу не дожить до того момента, как Люси и Чарли станут взрослыми. Сидя на стуле и обхватив голову руками, я вспоминала совет, который дала мне медсестра, когда я получила диагноз: будь сильной и молись. Я закрыла глаза и обратилась к Богу, молясь о своих детях.
День все не заканчивался, меня тыкали, щупали и бесконечно тестировали лаборанты с каменными лицами, которые отказывались давать какие-либо комментарии. Я шмыгала носом, глаза опухли и покраснели, нос щипало, а сердце сжалось от страха и боли. А потом я узнала, что рак не распространился! Моя грудь меня предала, но во всем остальном организме не нашлось ничего злокачественного. Бороться мне предстояло только с раком груди.
И тут меня озарило: все дело в точке зрения.
Еще вчера рак груди казался мне смертным приговором. Но всего сутки спустя он обернулся прекрасным подарком. Страх измучил меня. Именно перспектива худшего диагноза заставила меня понять, что прогноз был хорошим и все указывало на то, что я вполне могу выжить.
Прошло четыре года, но я все еще помню тот момент. Он улучшает мне настроение, придавая сил, когда на пути возникают трудности. Я гораздо легче перенесла смерть мамы и тяжелый развод, потому что смогла по-другому взглянуть на эти ситуации.
Когда я говорю людям, что мне посчастливилось перенести рак груди, на меня смотрят как на сумасшедшую. Но я-то знаю, как мне повезло. Не только потому, что я его победила и уже четыре года наслаждаюсь жизнью без рака, но и потому, что эта битва научила меня по-другому смотреть на жизнь, с улыбкой встречая все, что она мне преподносит.
Лысая, свободная и счастливая
Моя мама говорила: «Если бы я могла, я бы отдала тебе все свои волосы». Она примеряла мои парики, крутила головой так и сяк. Наклоняла подбородок, взбивала синтетическую челку.
Я внимательно наблюдала за мамой из-за туалетного столика. В ее комнате я никогда не чувствовала стыда, не чувствовала себя не такой, как все, несмотря на алопецию[25]
. Буду ли я когда-нибудь такой, как она: храброй, сильной и лучащейся уверенностью и красотой? Когда мама снимала с головы парик, ее золотые кудри рассыпались по плечам, и она, наверное, никогда не придавала этому значения. А я рассеянно терла лысую голову холодными руками.Никогда не забуду тот день, когда потеряла первую прядь волос. Не потому, что это сильно на меня повлияло, а из-за того, что мама вела себя так, будто настал конец света. Она подбирала мои длинные локоны, складывала их в пакет и убирала в шкаф «на случай, если еще что-то можно сделать».
В четыре года мне и в голову не пришло волноваться из-за потери волос. А вот маме и сестре, наоборот, было мучительно держать меня между коленей и вычесывать оставшиеся неаккуратные патлы. Я рыдала и пыталась вырваться, моля, чтобы они мне просто все отрезали.
А затем одним прекрасным утром мои волосы остались на подушке, будто ночью приходил парикмахер-призрак и все сбрил.
Походы к врачу, анализы и лечение кортизоном не изменили моего отношения: сама я не чувствовала себя изменившейся. На детских фотографиях я всегда несусь через весь кадр, лысая, свободная и счастливая. Тогда я даже не задумывалась о том, что чем-то отличаюсь от окружающих.
Поскольку алопеция настигла меня очень рано, других детей в начальной школе это тоже не смущало. Девочки с шелковистыми плотными прядями выстраивались в очередь, чтобы заглянуть мне под шляпку. Они постоянно спрашивали меня, поменялось ли что-нибудь или выросло. Я была бесплатным развлечением, но все это было безобидно: меня принимали как свою. Все было хорошо.
Не было времени замечательнее, я была маленькой и не осознавала своего отличия от остальных. Мне прекрасно жилось с алопецией. Было легко и свободно.
Все поменялось, когда я пошла в средние классы. Школа превратилась из места, где меня любили и принимали, в пространство мучений и издевательств. В старшей школе было открытое зачисление, туда принимали детей со всего округа. А это означало, что в школе было много новых девушек и парней, не знавших о моей алопеции. И я была не готова к такой резкой перемене. Однажды в седьмом классе я случайно подпалила челку на новом парике, и папа никак не смог мне помочь: у нас не было денег на новый.