Курица в полете

— Да так… Создала оборонительные рубежи, выставила форпосты, или как там это все называется.

— Да брось, фигня все это. Он тебе наплетет с три короба, ты и раскиснешь. Форпосты она выставила . Расскажи лучше, что вчера было, я хоть вспомню, что бывает в жизни что-то кроме токсикоза.

Элла рассказала.

— Он хоть цветочек привез?

— Нет. — Элла только сейчас подумала, что он приехал без цветов, спешил наверное. Но все равно, ей это не понравилось.

— И вообще ничего не привез?

— Нет.

— Значит, жадный. Гони его в шею. Нет ничего гнуснее жадного мужика. Терпеть не могу!

— Понимаешь, — задумчиво проговорила Элла, — мне кажется, он просто плюет на всякие условности.

— О! Вот они, твои рубежи! Дура, ты уже его оправдываешь… Погоди, ты с ним нахлебаешься. Условности он презирает! Нельзя жить с таким человеком, разве что иногда спать… В постели можно наплевать на условности, просто даже необходимо. А в жизни…

— Маш, я с ним жить не буду, ну в смысле вместе, одним домом. Ни за что!

— Слова, слова, слова!

— Вот увидишь!

Но тут Маша вскочила и кинулась в уборную. Ее тошнило.

* * *

По магазинам Элла не пошла, а поехала к себе на квартиру. Кухня уже сияла новой плиткой, при виде которой блаженно ныло сердце. Какая красота!

— Девочки, мебель уже можно завозить?

— Конечно! Только когда будут монтировать, ты уж приезжай, сама следи, а то мало ли.

— Ну конечно!

Она позвонила в магазин, откуда ей должны были привезти кухню, и договорилась на послезавтра. Она приедет в Останкино на запись и останется ночевать. И хотя ремонт был еще в разгаре, но ей уже все нравилось, несмотря на то что малярша сокрушенно показывала ей на кривую стену в спальне, которую, сколько ни ровняй…

— Да черт с ней, — махнула рукой Элла. — Я этого просто не вижу! Мне все нравится!

Но к вечеру она заволновалась и поспешила на вокзал. Он ведь может и вправду приехать!

Он приехал. Он приезжал каждый день, вернее, вечер и оставался до утра.

И на шестой вечер Элла сдалась. Она решила, что сегодня приготовит ему такой ужин, что он поймет, как она его любит. Возможно, он тоже любит меня.., и она отправилась на кухню. С каким удовольствием она готовила для него! Даже тихонько напевала себе под нос любимую бабушкину песню из репертура Эдиты Пьехи: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу»! Ей казалось, что сегодня она окончательно все поймет — про него, про себя, про их отношения. И действительно, поняла. Он не приехал. И не позвонил. Она ждала его до двух ночи. Потом перестала ждать.

Накинула пальто и побежала к автомату за квартал от дома, чтобы позвонить ему на мобильник, убедиться, что он жив. Он был жив и ответил на звонок веселым, пьяным голосом:

— Алло, я вас слушаю! Черт побери, вы будете говорить? Ну тогда идите в жопу!

Жив, здоров и даже навеселе. А я ему что, резиновая кукла, которую можно потрахать, а потом отложить, пока опять не захочется? Нет уж, дудки!

Но только никаких сцен, никаких объяснений! Завтра же отсюда съеду, а домой пока не вернусь. Попрошу пристанища у Елизаветы Петровны, она предлагала пожить у нее, пока ремонт… Там он уж точно меня не найдет!

Утром она отнесла все наготовленное Алле Сергеевне, сердечно с нею простилась и сказала, что возвращается в город.

— Извините за нескромность, Эллочка, а если вас будут искать?

— Пусть звонят на мобильный, в чем проблема.

— Но почему так внезапно?

— Обстоятельства!

Она позвонила Любе, предупредила, что съезжает. Потом позвонила Елизавете Петровне. Та с радостью сказала, что безусловно приютит младшую подругу. Она сразу поняла — у Эллы какая-то неудача на любовном фронте.

И вечером, когда они пили чай с лимонным пирогом, который Элла испекла на скорую руку, деликатно подвела гостью к разговору на так волнующую обеих тему, и Элла все ей рассказала.

— Насколько я понимаю, тут речь идет об испытании.

— О каком еще испытании? — фыркнула Элла.

— Он, на мой взгляд, испытывает себя и вас.

Пробует, каково ему будет без вас теперь, как вы поведете себя… Со стратегической точки зрения вам лучше было бы никуда не срываться с дачи, а жить там, как будто ничего не случилось.

— Легко сказать, — вздохнула Элла.

— Я понимаю, но он может решить, будто вы хотите его таким образом наказать. Мужчины не любят чувствовать себя виноватыми…

— А мне плевать, как он там себя чувствует!

С высокого дерева! Почему я должна об этом заботиться? Он же не заботится о моем самочувствии.

А каково мне? Он меня использовал и пропал… Даже позвонить не удосужился! Нет, хватит с меня, пусть катится к черту со своими испытаниями. Я ему что, скорая сексуальная помощь?

— Но ведь вам было хорошо с ним?

— Ну и что? Зато теперь мне плохо! Права Любка, мы с ним не пара!

— Элла, я уверена, что все у вас сложится… Просто он такая вольная натура…

— Я его закабалять не собираюсь!

— Вот это правильно! И надо как-то ненавязчиво дать ему это не столько даже понять, сколько почувствовать.

— Да я, может, никогда его больше и не увижу, козла проклятого!

Они долго переливали из пустого в порожнее.