Курнос

– Каряга, ради бога, не лезь! Пусть сам расскажет! – прервал Карягу Баян, не отводя взгляда от виновника. Курносу пришлось в очередной раз выложить свою выдуманную историю. Этот рассказ не вполне удовлетворил Баяна, но дальше расспрашивать не было смысла.

– Ну что, Курнос, правила знаешь? Давай вытряхивай карманы! – упёр руки в бока, Баян.

Тот, обреченно вздохнув, беспрекословно стал выворачивать карманы. Посыпалась мелочь, упал складной сломанный ножичек, наполовину выкуренные две сигаретки, подобранные где то на улице, спички – немного промокшие, хлебные крошки и опять же, злополучные две расплывшиеся конфетки…

– Это все? – спросил Баян.

– Да.

– Шмонать не буду, но смотри у меня если нае…л! – пригрозил Баян.

– Двадцать три рубля и сорок копеек! – подытожил Каряга, уже успевший поднять и подсчитать всю мелочь.

– Двадцатку я положу в общак! – громко выговорил Баян, – остальное, забирай!

– Все пацаны! Концерт окончен и всем спать! – стал разгонять мальчишек Косой на правах второго человека и при этом поглядывая на Баяна. Увидев, что Баян повернулся и пошел к своему закутку, Косой не долго думая подошел к Каряге, вытянув ладонь. Каряга хотел отчитать двадцатку, но Косой забрал всю мелочь, общаком заведовал Косой. Курносу оставалось лишь зло наблюдать за потерей всех денег и собирать оставшиеся ценности с пола, после чего мальчишка полез на свой топчак.

– Я же тебе говорил, – услышал рядом с собой       шёпот Серого после того, как свечи затушили.

– Да заткнись ты! – не остыл еще Курнос, и, повернувшись в противоположную сторону от Серого, закрыл глаза.

Глава № 3

Румяное и доброе лицо женщины смотрело на Курноса. Голубые глаза были прищурены и излучали ласку и нежность.

– Что сынуля? Хочешь сегодня «цыпленка табака» приготовлю? – спросила женщина, поглаживая ладонью Курноса по русым волосам.

– Мама… ты где была??? – навзрыд заплакал Курнос, уткнувшись в мягкие груди, – я был совсем один… ты зачем меня оставила?

– Успокойся Егорушка… ты же взрослый уже… зачем плачешь! – стала успокаивать сына мать, по ее щекам так же бежали слезы. – Так надо было сынуля… но теперь я с тобой…

Ее голос был родным и приятным, сердце разрывала боль от нахлынувших чувств, и Курнос еще громче заплакал, измазывая халат мамин слезами.

– Все хорошо милый… все хорошо! – обнимала она мальчишку, похлопывая его по спине. Воспоминания, дремавшие глубоко в голове Курноса, нахлынули в мельчайших подробностях. Даже родинка на щеке матери вспомнилась…

…. И неожиданно мама оттолкнула Курноса от себя, с ненавистью посмотрела на сына, и, засунув два пальца в рот, начала пронзительно свистеть.

Свист продолжался даже после того, как Курнос открыл глаза. Сон как эфемерное привидение растворялось в сознании мальчика. Еще пару раз моргнув, сон забылся, оставив после себя сладостную горечь и легкую боль в сердце. Курнос приподнялся над лежаком и с удивлением стал вытирать проступившие во сне слезы.

Лучи встающего солнца пробивались через люк, сквозь завесу дыма, идущего от раззаженного огня. Над огнем стоял Зайка и пронзительно свистел, пробуждая пацанов, и оповещая одновременно о готовности пищи. Кастрюля с кашей дымясь, стояла в ногах, а рядом на газете лежали ломти нарезанного хлеба.

– Все, Зайка!!! Заткнись! – прокричал сонный голос Баяна из угла старшиков.

– У-ууух! Хорошо! – раздался довольный голос, и струя воды заплескалась со стороны «ванны» – так назвали работающий пожарный кран, находящийся в глубине туннеля. Чей это был голос, можно было догадаться, так как только один из всей компании умывался по утрам, по домашней привычке. Это был Серый. Он даже покупал иногда для этих целей хозяйственное мыло, чаще воровал на стройках у работяг.

Потихоньку, к кастрюле стали подходить парнишки со своими тарелками. С важным видом Зайка половником накладывал им кашу, и те, прихватив свой причитающий ломоть хлеба, удалялись на свои лежанки. Каша хорошо была сдобрена, для сытости и жирности, подсолнечным маслом, сильно пахнущим семечками. Лишь старики, они же «башни», усаживались, у полукругом сколоченного, из досок, импровизированного стола, а стулья заменяли деревянные ящики. И естественно «башни» достали банку тушенки и поставили ее в центр стола, прекрасная добавка к рациону мальчишек, но, увы, не для всех.

– Ууу, суки! – завистливо и злобно пробормотал Шмыг, усаживаясь рядом с Курносом, – извини Курнос за вчерашнее… тебе ведь все равно ничего не будет, тебя не гоняет Баян с Косым как меня.

– Да ладно уж, не парься! – спокойно сказал Курнос, чувствуя, что вчерашняя злоба на Шмыга, пропала. Воцарилась минутная тишина, каждый молча уплетал свою порцию каши.

– Знаешь, – прервал молчание Шмыг, – у меня со вчерашнего осталось три рубля, хочешь я их тебе отдам?

– Слушай, Шмыг, жри спокойно! – почувствовал опять закипающую злость, Курнос, – отвали!

– Да ладно, что ты кипятишься? Я же как лучше!

– «Как лучше»… – передразнил Шмыга, Курнос.