Евдокия Порфирьевна щелкнула выключателем, зажигая свет. Оглядела пол под ногами, глянула на скамейку, заваленную всяким хламьем, начиная от старых газет и кончая неведомо как приблудившимся конским седлом, провела взглядом по настенной полке со всякой уличной хозяйственной утварью и поняла: в углу, в корзине.
В корзине лежал такой же разнообразный хлам, как на скамейке: сношенные рукавицы, съеденная молью кроличья шапка, обрезки кошмы, лохмы скрученной в мотки пакли. Евдокия Порфирьевна наклонилась, пошарила среди всего этого — и наткнулась. Под пальцами было округлое, гладкое, похожее на камень-голыш. Она выкатила это округлое и гладкое наружу, на ладонь — и рука у нее дернулась, выпустив взятое обратно. Это и в самом деле было яйцо, и оно в самом деле было золотое!
Евдокия Порфирьевна снова потянулась было взять яйцо, покойно лежавшее сейчас на мотке пакли, но рука отказалась повиноваться ей. Остановилась на полпути — и не шла дальше. Тянула ее изо всей силы, напрягалась — задрожали пальцы, но нет, не шла!
И в этот момент откуда-то из глубин ее существа, из недоступной для сознания тьмы поднялась и зазвучала в ней словно бы музыка. А может быть, то была вовсе и не музыка даже, а это ее всю словно бы залило неким светом, а свет и был музыкой. Это он звучал, это его звуки возносили ее на какую-то такую немыслимую высоту, где она уже была не она, исчезала, растворялась в этом свете, сама становилась им… и Евдокия Порфирьевна почувствовала, что не может, не в силах держать обретенное ею знание в себе, она должна поделиться им, поделиться со всеми, со всем миром…
И если бы кто-нибудь мог видеть ее в этот момент, особенно из знавших ее обычную, то изумился бы. Что-то невообразимое происходило с ее лицом. Хищное, грубое, плотоядное, оно и в самом деле словно бы высветлялось, высветлялось каким-то идущим изнутри ее светом, и вдруг все так и озарилось им, и в глазах у нее появилось то отстраненное, неземное выражение, об обладателях которого и говорят: не от мира сего.
Поспешливым, быстрым движением Евдокия Порфирьевна схватила корзину за ручку, подлетела к сенной двери, откинула запоры, отомкнула замки и, все так же в ночной рубашке и босиком, выскочила на крыльцо. Шлеп-шлеп-шлеп, прошлепали ее босые ноги по ступеням, топ-топ-топ, протопали по дорожке, ведущей к калитке, и, распахнув калитку, Евдокия Порфирьевна вывалилась на улицу.
— Люди! Люди! — закричала она, вздымая над собой корзину подобно хоругви и устремляясь на середину улицы. — Чудо, люди! Чудо!
Она не знала, есть ли вокруг нее люди, она ничего не видела вокруг и не слышала, она не понимала, ночь или день. Но было в действительности не позднее и не раннее утро, тот его час, когда обитатели индивидуальных домов начинали стягиваться, по одному, по двое, по трое, к асфальтовой магистрали, к автобусной остановке на ней, чтобы разъехаться оттуда по рабочим местам, и оттого на пустынной обычно, нелюдной улице было сейчас весьма оживленно.
Евдокия Порфирьевна добежала до середины улицы, бухнулась там на колени, поставив перед собой корзину с лежащим в ней на куче хламья золотым яйцом, и принялась отбивать поклоны:
— Чудо, люди! Чудо! Бес меня попутал, согрешила! Нет мне прощения — уличить хотела! Чудо, люди, чудо! Гляньте туда, гляньте на тот дом, Трофимычи там живут, знаете, — благодать небесная сошла на него! Чудо, люди, чудо!
Голос у нее был зычный, словно труба, и вокруг нее вмиг собралась целая толпа.
И молодые люди, проведшие бессонную ночь в доме Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем, тоже, разумеется, услышали ее голос, приникли к оконному стеклу, пытаясь понять, что там происходит на улице, — ну да что же они могли поделать теперь. Все, поздно было.
— Чудо у нас, чудо! — кричала Евдокия Порфирьевна. — Грешна, люди! Прошу милости вашей и заступничества! Чудо у нас, чудо!..
О, как она кричала тогда! Знающие ее долго потом удивлялись: откуда она такие и слова-то выцарапала. «Заступничества»! Это же мало что выучить, еще и выговорить надо!
Глава пятая
1
Молодой человек тщедушного вида, с редкой светлой бородкой, взгромоздясь на нечто вроде трибунки из трех перевернутых водочных ящиков, вещал, как читал лекцию:
— Есть области, где время может замедляться или убыстряться. Посещение Земли некими гуманоидными существами — уже наша повседневность. Как свидетельствуют очевидцы, существа бывают трех видов: зелененькие, тридцати сантиметров ростом, человекоподобные, телесного цвета, и трехметровые гиганты, меняющегося цвета. Полтергейст, иначе «большой шум», когда предметы сами приходят в движение, тоже признан реальностью. Теперь надо признать реальностью яйца с золотой скорлупой, которые могут нести куры рябой окраски. Указание на то, что именно куры рябой окраски могут нести такие яйца, можно найти в русской народной сказке. Надо отметить, что народная фантазия всегда зиждилась на фактах сугубо реальных…