Курочка ряба, или золотое знамение

Вот и сейчас ничего у него не выходило. «Сегодня утром ко мне обратилась, – выводила рука, – гражданка Ковригина Е. П., проживающая по адресу ул. Апрельская, 83, с вопросом о незаконном хранении ее соседями из дома № 85 золота в ее миксере…» Тут Аборенков останавливался и надолго задумывался. Старики, безусловно, хранили – это так, но ведь не в миксере Марсельезы, a у него выходило, что хранили в этом самом миксере. Аборенков рвал лист, бросал его в корзину и принимался за отчет заново, решая начать все с того дня, когда посетил дом стариков. «25 июня, придя в дом № 85 по ул. Апрельской, – драл тугой шарик бумагу, оставляя за собой белесо-фиолетовые буквы, – я обнаружил его хозяйку, гражданку Кошелкину М. Т., сидящей в подполе…» На этом месте Аборенков опять останавливался, потому что чувствовал, что избранная новая дорога прямиком ведет его в тупик. Что из того, что старуха сидела в подполе, а посадил ее туда собственный же старик, какое отношение имело это все к миксеру с золотой крупицей в нем?

Появление Марсельезы в его служебном кабинете было подобно прилету тяжелого артиллерийского снаряда.

Дверь распахнулась, отскочив от мощного удара до самой стены, и Марсельеза, гулко пробежав к столу, выхватила из рук у Аборенкова шариковую его ручку.

– Сочиняешь? – с яростью спросила она.

Во избежание нежелательных неожиданностей Аборенков ловко сдернул со стола лист с очередным началом отчета и сунул во внутренний ящик.

– Сочиняют, Дуся, писатели, – сказал он, – а наш брат участковый пишет отчеты об имевших место событиях.

В общем-то, несмотря на муки писания и даже на тот не до конца выветрившийся из него ужас, что пережил в кабинете начальника горуправления, когда казалось, еще миг – и конец, у Аборенкова было весьма недурное, а пожалуй, и прекрасное настроение. Что ни говори, а участвовал сегодня в «золотой» операции, и мало что участвовал, но еще и сыграл первую скрипку! Кто из знакомых участковых мог похвастать чем-либо подобным?!

– Ты отчеты пишешь, – заревела на него Марсельеза, – а я сегодня на работе не была! Куда делся-то? Как привезли меня – я до сего времени на стуле там просидела! Кто мне справку давать будет? Давай мне справку, где я сидела!

– А откуда ж я знаю, где ты сидела? – наслаждаясь нежданным-негаданным отдыхом от отчета, спросил Аборенков. – А может ты, извини меня, – подмигнул он ей, – не сидела, а лежала где-нибудь, а?

– Лежала? Я?! – вскричала Евдокия Порфирьевна, и, переломив ручку Аборенкова, она хватила ее половинки об пол. – Начальник твой, сволочь, на мне повышение получил, ты не получил – так получишь, а мне даже справку нельзя?

– Погоди, погоди, – Аборенков, не успев вскипеть из-за сломанной ручки, тут же о ней и забыл. – Кто это повышение получил, какой мой начальник?

– Какой! К кому водил меня! Кто справку мне на цельный день обещал! Идет, три звезды на погоне вместо одной – вы кто такая, гражданочка, какая-такая вам справка?!

Окаймленное розовым валиком жира лицо полковника Собакина, призывающего к ответу их с Пухляковым, предстало перед Аборенковым, и он понял, кого спутала Марсельеза с его непосредственным начальником.

– Дуся! Дуся ты моя, Дуся! – аж застонал от рвавшегося из него смеха Аборенков. – Ox, Дуся, как же с тобой нехорошо… Будет тебе справка, Дуся, что ты волнуешься! – Он реквизировал у Евдокии Порфирьевны, в обмен на свою сломанную, ее ручку, достал из стола, из нужного ящика нужный бланк и написал: «Справка. Дана настоящая…» Он живо написал справку, такие справки писались по установленному образцу, и никакой заминки в этом деле быть у него не могло. – Вот, Дуся, – дописав и пряча ее ручку к себе в карман, протянул он ей аккуратный листок. – Завтра в отделении – печать, и дело кончено.

– Мне еще и печать бегать ставить?

– А ты бы хотела и обществу пользу принести, и энергии не затратить? У меня, Дуся, печати нет. А без печати – какая же справка? Сходи в отделение, чего ты! Прямо к нему, который тебе обещал, и зайди. Погляди на него, какое он повышение получил!

Евдокия Порфирьевна, хоть и жалко ей было реквизированную ручку, хоть и досадно, что придется еще тащиться, ставить эту печать, начала отмякать душой, гнев ее стал остывать, и, задавленный было хлопотами о справке, интерес к заваренной ею нынче утром каше снова всплыл в ней наверх.

– Так а что там… У Трофимычей-то? Дознались до чего? – спросила она.

– О, Дуся моя, Дуся! – поиграл голосом Аборенков. – До чего дознались, то секрет. Простым гражданам знать не положено.

Евдокия Порфирьевна проглотила его издевку. Когда ей было нужно, она могла проглотить и не такое.

– Так нашли у них золото? – попробовала она проявить законное любопытство уже и прямо в лоб. – Что они с ним в миксере-то делали?

– Секрет, Дуся. Сказал же я тебе. Не могу разглашать тайны. Не имею права!

Веселился Аборенков, забавлялся с Марсельезой, будто кошка с мышкой.

– А я тебя прошу – выдавай тайну? – упорствовала однако же Евдокия Порфирьевна. – Мне от тебя никаких подробностей не требуется. Ты только: «да» или «нет».