– Мы все должны понять, товарищи, – говорил Первый, – что речь идет не о чем другом, как о судьбе перестройки в нашем городе! Если мы добьемся, чтобы яйца оставались золотыми, вы представляете, как мы ее двинем? Золота в наших производственных планах нет, значит, мы не обязаны сдавать его государству. Раз мы не обязаны его сдавать, значит, мы сможем сбывать его за валюту: сейчас разрешено продавать внеплановую продукцию. А на валюту мы сможем купить массу необходимых народу товаров на Западе. Наконец, мы сможем свободно ездить по всему миру, товарищи! А представьте, что мы раскрыли секрет этой курочки рябы. И если не все, то хотя бы каждая десятая курица нашего города начала нести золотые яйца! Во-первых, мы станем первым центром золотодобычи в Средней России! А во-вторых, двинем перестройку уже в масштабах всей республики, а может быть, даже и страны! Партия нацеливает нас на революционные преобразования, и мы должны отозваться! Без свежих идей мы отсюда не можем выйти, товарищи. Не можем!
Надежда Игнатьевна, слушая Первого, вспомнила свои совещания. Вот так же она вздрючивала, разогревала, будоражила – и ничего в ответ, один пшик…
Пшиком, стало ясно к концу второго часа, должен был закончиться и этот сбор у Первого. И уже лицо Первого было сплошными усами – ничего, кроме усов. И уже Надежда Игнатьевна чувствовала шеей острое и холодное прикосновение тяжелого ножа гильотины – потому что гнев, как и грех, требует утоления кровью, а кому же быть принесенным в жертву, как не ей, волей неразборчивой судьбы оказавшейся к жертвеннику ближе всего?
И вдруг, неожиданно для всех, подал голос молчавший все время батюшка.
– Могу ли я задать вопрос? – поднял он руку, и эта его поднятая рука очень всех удивила: батюшка вел себя совершенно как обычный человек!
– Лучше бы не вопрос, – укором ответил ему Первый. Но тут же и спохватился. – Ну, если ничего иного… давайте вопрос.
Батюшка встал и поклонился:
– Благодарю. А вопрос мой такой: признаете ли вы свершившееся в том доме Божьим чудом?
Первый ряд загудел неодобрительно, и те, что сидели к батюшке спиной и до сих пор не развернулись к нему, теперь развернулись все до одного.
– Нет уж, божьим – никак нет, – под этот гул решительно ответил Первый.
– А просто чудом?
– Ну, если просто… – Первый и не согласился, но вроде как и не отказал в возможности признать это.
– Хорошо, пусть просто. – Батюшка как бы улыбнулся, но на лице его улыбки не появилось, а так – словно бы скользнула в голосе и исчезла. – Тогда, по моему разумению, чтобы чудо, явление, имеющее метафизическую, выражаясь светским языком, а не материальную основу, стало в полной мере фактом материального мира, нужно найти способ ввести его в этот мир. Скажите, вы пробовали платить хозяевам хотя бы копейку за их яйца?
– Платить? Копейку? – не понял Первый.
– За что это им платить?! – То был замполит полковник Собакин. Сегодня он тоже был приглашен сюда, и его распирало от гордости и счастья. – Они на Колыме, в условиях вечной мерзлоты это золото добывают?
– Но они, наверное, кормят свою курочку, поят ее, ухаживают за ней? – вопросительно ответил Собакину батюшка.
Собакин вскинул руки:
– Да что там! Две копейки – всех расходов на месяц!
– Наверное, не две, больше. Но если бы даже и две.
– Две копейки вполне можно дать. – Сегодня начальник безопасности опять был в блестящем, металлическом костюме с плеча президентов крупных фирм и боссов мафий из западных фильмов. – Две копейки могу даже из собственного кармана.
– Так-так-так, интересно! – подхватив подсказку начальника безопасности, произнес Первый, и лицо его ясно и чисто засветилось глазами. – А сколько бы, любопытно, полагали необходимым платить вы? – спросил он батюшку.
Батюшка развел руками.
– Это ваше светское дело, вам и решать. Я только порассуждал вместе с вами… Попробуйте!
Он сел, и совещание пошло по пути, указанному им, словно по струнке, – никуда с него не сворачивая и не уклоняясь.
– Нет, копейку нельзя. И две. Что такое две копейки? – Начальник управления внутренних дел Волченков на всякий случай поспешил вставиться со своим словом, дабы выступление его заместителя не бросило тени на него. – Может, как за золотое сырье? Или золотой лом?
– Не жирно ли, Сергей Петрович? – улыбка у начальника безопасности была искренне изумленная.
– Нет, как за золотой лом… разве можно! Такие деньги разбазаривать!.. Как за золотой лом… разве допустимо? – тут же подали голос несколько человек из первого ряда.
– А мы вот попросим Надежду Игнатьевну высказаться, – услышала Надежда Игнатьевна голос Первого. Повернулась на него и увидела глаза и усы Первого – вместе! – и поняла, что вовсе в прошлый раз не реабилитировала себя, так лишь – предприняла попытку, и сейчас Первый предлагает повторить ее.
Ладони у нее, почувствовала Надежда Игнатьевна, вмиг стали мокрыми от пота.
Она поднялась.