– Тако-о-о-о-ой уверенный, – поддел Уилл. – Сними с хорошего ракурса для нас, ладно?
Он протянул мне групповой телефон, с помощью которого мы снимали все наши выходки. Забрав его, я вспомнил, что там есть запись с Уинтер, сделанная мной прошлой ночью. Если видео вообще сохранилось. Ведь я уронил мобильник, но он, к счастью, не разбился.
Сунув телефон в задний карман, я распахнул дверцу, выскочил из салона и натянул капюшон.
– Презерватив не забыл? – поинтересовался Уилл.
– Заткнись, твою мать.
Захлопнув дверь, я услышал его смех, затем за считаные секунды перелез по дереву через забор – уже не в первый раз так делал.
Я спрыгнул на землю и перебежал через лужайку, заметив свет в нескольких окнах – наверное, ее отец включил перед отъездом. Мой взгляд моментально сосредоточился на бальном зале, откуда доносилась музыка. Поняв, что она там, я улыбнулся.
Выудив ключ, который мне дала Уинтер, снял с себя толстовку и бросил ее за кусты, потому что она воняла дымом.
Я направился к черному входу, максимально тихо открыл дверь, проскользнул в темную кухню и сразу услышал громкую музыку. Она всегда включала ее так громко, как хотела, если была одна дома.
Прокравшись по коридору и через фойе, я свернул вправо к открытой двери бального зала. Музыка зазвучала еще громче в помещении с высоким потолком.
Мелодия была тоскливая и печальная. Мое сердце начало колотиться сильнее еще до того, как я переступил порог.
Она двигалась, будто одержимая или заблудившаяся в грезах. Горло сдавило. Я медленно отошел в сторону, прячась в тени и не отрывая от нее глаз.
Певица пропела припев, ударные напоминали пульс. Волосы Уинтер взмывали в воздух, мускулы ног перекатывались и сокращались под плотной тканью лосин. В свете луны, струившемся через окна, сквозь разрезы на спине розовой футболки с длинными рукавами виднелись спортивный лифчик и кожа.
– Но я моргнула, и мир исчез… – пела женщина. Музыка словно исходила из тела Уинтер, разливалась по ее венам. Каждое движение было идеально рассчитано. Мой взгляд блуждал по лицу девушки, ее фигуре, пока она делала вращения и прыжки. Мне хотелось стать воздухом вокруг нее, чтобы чувствовать, как Уинтер двигалась.
В груди так сильно ныло от боли, что было трудно дышать.
В мире нет никого, похожего на нее.
Трек закончился, дом погрузился в тишину. Девушка опустилась на ступни, тяжело дыша, и молча замерла на месте.
Потом ее голос наконец-то пронзил пространство:
– Ты тут?
Я ничего не ответил.
– Ты смотрел? – тихо спросила она.
Мною овладело желание заключить Уинтер в объятия, ощутить, как она расслабится, усмирить ее тревогу, заставить почувствовать себя в безопасности.
Но тогда она почует дым, потому что сегодня я специально не воздерживался от курения. Не хотел поддаться соблазну навестить ее.
И все равно поддался. Парням сказал, что нанесу жаркий визит миссис Эшби, прекрасно зная, как им это понравится. Мы все терпеть не могли ее мужа.
А на самом деле хотел увидеть Уинтер. После того, что сделал с ней прошлой ночью.
– Меня мучает то, что ты со мной не разговариваешь, – произнесла девушка, медленно повернувшись кругом, ведь она не знала, где я находился. – Не разговариваешь
Верно. Проведя еще полчаса в душе, мы вышли и вытерлись, после чего я оделся и последовал за ней в комнату, где какое-то время просто полежал с Уинтер в кровати.
Когда она уснула, я не ушел.
Однако глаз не сомкнул часов до четырех утра, и только потом незаметно улизнул.
Я пообещал себе трахнуть другую женщину сегодня. Чтобы вытравить из себя Уинтер.
– Ты похож на призрака, – задумчиво сказала она. – Или вампира. Ты оживаешь для меня лишь по ночам.
Девушка сглотнула и сделала вдох.
– Все нормально. Меня ведь предупредили, да? Что ты причинишь мне боль?
Да.
– Отец считает, мне лучше вернуться в Монреаль. Говорит, «здесь я не смогу реализоваться».
Она повторила его слова, сымитировав низкий, снисходительный тон. Мою шею словно пламенем обожгло; я занервничал.
Вернуться в Монреаль.
Так далеко.
Я не смогу с ней видеться. А вдруг она останется там после школы?
Если бы я подумал, что нам не стоит встречаться, мы бы не встречались, но мне не нравилось, что меня лишали выбора.
– В действительности он подразумевает другое: я не могу позволить себе быть подростком, – пояснила Уинтер. – Ему кажется, я совершу какую-нибудь ошибку и пострадаю из-за этого.
Ошибку вроде вчерашней, когда она пропустила комендантский час и заставила родителей волноваться. Уинтер поступила как все дети, однако для нее правила были строже, ведь родители сомневались в ее способности себя защитить.
Раньше она никогда не давала им поводов для беспокойства? Отец использовал это оправдание, чтобы отослать ее в пансион.
Если обе его дочери покинут дом, у него не будет причин возвращаться сюда чаще, чем требуется. Лишь бы соблюсти формальности.
Уинтер умолкла, опустив голову, и тихо попросила:
– Не отпускай меня.
На мгновение я закрыл глаза. Внутренности затянулись в тугой узел.
Я не хотел ее отпускать.