Куропаткин. Судьба оболганного генерала

В числе возвращающихся из плена в ряды вверенной мне армии господ офицеров и нижних чинов встречаются попавшие в плен не ранеными. – Предписываю во всех частях войск, куда прибыли пленные, произвести тщательные и подробные дознания об обстоятельствах их пленения и, в случае выяснения отсутствия уважительных причин к сдаче в плен, привлекать их к ответственности…

Итак, все без исключения офицеры и нижние чины, пережившие горечь плена и взятые, конечно, не в салон-вагонах, а на полях сражений, если только они не ранены, объявляются огульно в позорной и беспричинной сдаче… Все бесправие и отсутствие уважения к низшим, весь произвол и безграничное самодурство высших, разъедающие нашу армию, сказались в этом коротком приказе генерала, который, вероятно, полагает, что сам он менее всех ответственен за расстройство и деморализацию русской армии, подготовленные годами его собственного высшего управления».

Митрофан Сребрянский

Человек, изначально по своему духовному призванию и благочинию бесконечно далекий от насилия и войны в ее тотальном изничтожении всего живого; от армии, как принудительного скопления воинствующей, направленной на убиение верующих и неверующих, всепоглощающей и направляемой извне обезумевшей от крови упорядоченной в своем форменном обличье массы; от тактики ведения боя и тем более-отстратегии и оперативного искусства, обыкновенный рядовой полковой священник 51-го драгунского Черниговского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Федоровны полка, позднее-архимандрит Сергий (Митрофан Сребрянский), добровольно прошедший вместе со своей войсковой паствой жесточайшую мясорубку в Маньчжурии, уже будучи одним из иерархов Русской православной церкви, вспоминал:

«Условия войны были для нас невыразимо тяжелы, и только русское мужество и терпение сделали то, что мы более года могли воевать и армии не потеряли. Ведь каждое сражение – это Бородино, а потери японские всегда превышали наши, кроме Мукдена, где они равны…

Россия была не готова: на месте не было ни войска, ни снарядов, а у генерала Куропаткина в апреле самое большинство было 90 тысяч с порт-артурским гарнизоном, да и потом, японцы всегда превосходили нас численностью.

Затем японцы от базы своей были в пяти-шести днях пути, а мы имели только один путь, связывающий нас с базой, до которой от театра войны – восемь-десять тысяч верст, причем каждый эшелон шел не менее 30 дней…

В Японии есть патриотизм, ободряющий войска благими вестями с родины, а у нас во время войны завели беспорядки, разные стачки, что все время угнетало дух армии».

Военный священнослужитель в оценке отношения населения Российской империи к войне и собственной армии оказался объективен, прав и справедлив. На его стороне была и историческая правда. Еще в 1881 году граф Петр Александрович Валуев запишет в дневнике: «Войско у нас еще здорово. Все прочее, увы, – гниль!» Если за прошедшие двадцать пять лет в консолидации русского общества что-то и изменилось, то только в негативную сторону, что рельефно высветилось во время войны с Японией.

Полковой священник отважных, неустрашимых драгун Митрофан Сребрянский, прослывший много позднее истинным молитвенником и человеком святой веры, стал единственным участником Русско-японской войны, прославленным в лике святых Русской православной церкви. Произошло это эпохальное, знаковое событие в 1999 году.

Тем ценнее его оценка описываемых событий в Маньчжурии, персональная оценка Алексея Николаевича Куропаткина, оценка от почитаемого русского ПРАВОСЛАВНОГО СВЯТОГО, единственная в своем роде.

Менделеев

Еще одно рассуждение со стороны от человека, далекого от войны, армии, конницы и пехоты, артиллерии и пулеметов, тактики и стратегии, законов и приемов военного искусства.