Если верить социологам и педопсихиатрам, «кризис авторитета», ярким выражением которого стал европейский красный май, вызвал у поколения детей «детей 68-го» специфические поведенческие расстройства. Они получили название «синдрома избалованного ребенка» (англ. spoilt child). Механизм его прост: родителям претит запрещать; воспитание сводится к обучению как можно точнее формулировать свои желания; в итоге ребенок очень поздно, после долгих лет вседозволенности, с раздражением и злобой обнаруживает, что у его власти над миром есть границы. Это открытие может выражаться и в физическом насилии по отношению к родителям, которых ребенок обвиняет теперь в самом существовании этих границ.
Во Французской республике этот синдром получил наименование «ребенок-король» (enfant-roi). Что неслучайно. Невзирая на свою глубокую буржуазность, средний француз демонстрирует в своем отношении к обществу, которое он более или менее отождествляет с государством, патерналистские рефлексы ancien régime, слегка обновленные эгалитаристски-социалистическими идеалами. Соответственно каждый уважающий себя французский политик обставляет свой дискурс республиканскими атрибутами, по-бонапартовски засунув правую руку между пуговиц пальто на груди.
Премьер-министр Доминик де Вильпен тоже не стал снисходить до консультаций с подданными. Зато теперь ему пришлось судорожно мотаться по столице и стране в попытках уверить публику в благости своих намерений. Успех его дела отнюдь не гарантирован: за последние 25 лет во Франции сменилось 26 правительств, то есть больше, чем в Германии, Испании и Великобритании вместе взятых. При этом каждое спешило очернить-зачеркнуть написанное предыдущим или – чаще – написать поверх. Законодательство превратилось в палимпсест. Новые законы добавляются к старым, отменой которых никто себя не утруждает. Кто-то назвал такую систему по имени знаменитого французского пирожного – «тысячелистником» (millefeuille). По-русски – «Наполеон». Разобраться в таком законодательстве не под силу даже специалистам, о чем свидетельствует дискуссия между юристами-конституционалистами, развернувшаяся по поводу нового проекта рабочего договора – КПН, контракта первого найма. Закон запрещает дискриминировать отдельные категории работников, но разрешает дифференцированное отношение к разным случаям, если оно мотивировано; закон запрещает произвольное увольнение, но охраняет свободу предпринимателя преследовать свои цели; закон запрещает всё «чрезмерное» и дозволяет всё «разумное», перекладывая заботу об их различении на здравомыслие правосудия и граждан.
Вильпен решил добавить к имеющемуся «Наполеону» свой листок. Новый проект ставил целью стимулировать трудоустройство молодых, до 26 лет, без профессионального образования, вводя двухлетний испытательный срок, во время которого работодатель сможет беспрепятственно уволить работника. Правительство рассчитывало на новый проект, по меньшей мере, в трех отношениях. Во-первых, КПН должен был разблокировать проблему молодежной безработицы, превышающей в отдельных кварталах 50 %. Проект, таким образом, отвечал на осенние бунты в пригородах. Во-вторых, он должен был удержать родную индустрию от бегства в жаркие страны, пробуждающиеся навстречу солнцу консумеризма западного типа. В-третьих, он сделал шаг в ту же сторону, в какую развивалась практика трудоустройства у европейских соседей, так называемую flexicurity (то есть гибкость плюс гарантии).
Молодежи этот проект не приглянулся. Причем сначала детям среднего класса, университетской молодежи, которую этот проект, собственно, не затронет. Она отреагировала, скорее, не на проект, а на картину реальности, о которой этот проект нелицеприятно напомнил. Если когда-то гарантией трудоустройства был аттестат зрелости (его в 60-е годы получали 10–15 % молодых), то теперь (когда его имеют 70 %) не только он, но и университетский диплом ничего автоматически не гарантирует. С точки зрения трудоустройства университет превратился в отстойник, где можно подождать лет пять-шесть, чтобы выйти на поиски работы ровно с теми же шансами. А половина из тех выпускников вузов, кому удастся трудоустроиться, будет работать не по специальности. Кто виноват в том, что обществу требуется больше бухгалтеров, чем психологов?
Против чего же выступают студенты и лицеисты? С одной стороны, их возмущает дискриминация молодых, с другой – они опасаются, что условия КПН будут распространены на все профессионально-возрастные категории. Каждая из этих причин понятна, их рядоположенность – меньше, ибо они противоречат друг другу. Нельзя одновременно возмущаться тем, что некая мера затронула только одну категорию населения, и тем, что она потом затронет всех, – разве что саму эту меру признать плохой, к кому бы она ни применялась.