– Как скажете, Олег Евгеньевич, – приторно-сладким голосом протянула она. Сползла со стола и сделала шаг ко мне, хлопая своими игрушечными ресницами. Подняла руку к вырезу блузки и начала поглаживать шею.
Цирк какой-то, ей-богу. Ну что мне, силой ее из кабинета выкинуть?
– А может, обойдемся без лишних слов? – она вдруг хитро улыбнулась, и ее пальцы пробежали вниз по пуговицам на блузке. В следующую секунду эта тряпица оказалась на полу, а Горина, победно улыбаясь, опустилась передо мной на колени. – Уверяю, вы останетесь довольны.
Цепкие пальцы в одно мгновенье оказались у меня на поясе, и она ткнулась раздутыми губами в мой пах.
Я охренел от такой наглости. Это было ничуть не соблазнительно – мерзко. Словно помоями в меня плеснули. Она ведь и мизинца моей девочки не стоила. Я вцепился в ее волосы, отрывая от себя, уже зная, что сделаю дальше. Плевать на то, что говорила секретарша, расхваливая мне сотрудников компании и Горину, в том числе. Она здесь не останется, пусть за нее хоть папа римский возьмется просить.
– Вон пошла, – я изо всех сил старался сдерживаться, несмотря на стойкое желание свернуть ей шею.
А потом услышал вскрик.
– Хватит уже мельтешить перед глазами, – Мила поднялась с кушетки в больничном коридоре и отошла к окну, поворачиваясь спиной ко мне. – От того, что ты изображаешь волнение, ничего не меняется.
Изображаю? Я не находил себе места с той самой чертовой минуты в кабинете. Как увидел Свету, оседающую на пол, с посеревшим, лишенным жизни лицом. Сначала думал: шок; на диван ее перенес, за водой помчался, а потом кровь заметил. И такой страх на меня навалился, какого я ни разу в жизни не испытывал.
Действовал дальше на автомате, скорую вызывал, объяснял что-то откуда-то набежавшим сотрудникам, потом вслушивался в скупые слова врачей, с трудом понимая, о чем вообще они говорят. Гнал машину на аварийке вслед за скорой, не видя ни светофоров, ни других автомобилей. Каким-то чудом не врезался ни в кого. А затем потянулись эти бесконечные часы.
Хотелось впечататься в белые стены, что давили со всех сторон. Разорвать неотвратимо замыкающийся замкнутый круг. Проснуться и осознать с облегчением, что все случившееся – лишь только ночной кошмар.
Но я слишком хорошо знал, что так не получится. Легче может стать в одном-единственном случае: если все обойдется. Если судьба сжалится надо мной и сохранит драгоценного для меня человека.
И ребенка. Нашего ребенка. Это все еще не укладывалось в сознании. Я ни разу в жизни не забывал о предохранении. Ни с кем. Женщины появлялись в моей жизни, но ни с одной из них я не собирался создавать семью. А дети должны рождаться в семье. Это я знал совершенно точно.
Мне вполне хватило горького опыта матери, пашущей на двух работах, чтобы прокормить нас с братом. Отец завел себе любовницу, когда мы были совсем маленькими. Мать узнала и выгнала его. Я на всю жизнь запомнил те слова, что она проговорила тогда сквозь рыдания: «Мальчики, мы справимся. А этот козел нам не нужен». Она спала по три-четыре часа в день, вечно искала какие-то подработки. Состарилась раньше срока. Отец через какое-то время попытался вернуться, долго ходил к нам, таская подарки и умоляя о прощении. Но мама и слушать не стала. Мы не голодали, имели весь необходимый минимум вещей и научились не завидовать тем, кто мог позволить себе намного больше.
Но я не хотел, чтобы когда-нибудь мой ребенок пережил что-то подобное. Я должен быть рядом, любить его и заботиться, и любить его мать. Только так, а по-другому вообще не стоит заводить детей.
Поэтому и имел всегда под рукой необходимые средства защиты.
А Света… с ней с самого начала все было иначе. И когда я только осознал, что мне нужна эта женщина, и в Анапе. И даже вчера, когда так старательно изображал утратившего связь с действительностью типа. Можно бы сослаться на то, что якобы был пьян, но ведь нет: я хотел ощущать ее каждым сантиметром тела. Без всяких преград. Потому что дурел от ее близости. От потребности снова заполучить себе.
А если все из-за того, что случилось ночью? Ведь я не то, что несдержан был, я же как зверь накинулся на нее. Обезумевший и дикий. Такие эксцессы точно не для беременной женщины. А потом еще и эта мерзкая сцена с Гориной. Что же я натворил?
– Извини, – Мила вернулась и села рядом, легонько касаясь моего плеча. – Я наговорила лишнего. Сама тоже хороша. Но кто же знал, что все так выйдет! Я ведь уверена была, что вы сегодня, наконец-то, обо всем поговорите. Светка утром такой счастливой выглядела.
Счастливой… Сейчас это звучало почти кощунственно. Я столько переживаний принес в ее жизнь за последние месяцы. А теперь еще и поставил под угрозу жизнь собственного ребенка…
В этот момент дверь отделения распахнулась, и я подскочил навстречу вышедшему врачу.
– Как она?
Он выглядел усталым и явно был не расположен говорить. Неужели все так плохо? Сердце сделало кульбит и загрохотало с удвоенной силой, и я внезапно ощутил, как вспотели ладони.
– Да вы успокойтесь, – сочувственно выдал мне врач. – Своими переживаниями все равно на поможете.