— Браво-о! Автора!!
Фомин сложил письмо и укоризненно произнёс:
— А слово «зенитка», Ходоков, пишется через «е»!
Сержант Рылеев, постанывая, нашёл глазами несчастного солдата.
— Ходоков?! Это ты такое письмецо наваял?!
— Да! Он его в бытовке оставил! — встрял Фома. — Слышь, Рэмбо Задунайский, ты кому пакет строчил?
Ходоков стыдливо промямлил:
— Девушке!.
Прохоров озадаченно спросил:
— Ну, что будем делать?
— Да убивать надо! Чёрный пояс, блин… — высказался Евсеев.
Сержант Рылеев задумчиво протянул:
— Не-е… Это не наш метод! — он неторопливо подошёл к Фомину и взял у него письмо. — Будем соответствовать заданному имиджу!
Ходоков робко заикнулся:
— А как это?
Фома многозначительно цокнул языком:
— Трудно тебе будет, Ходоков!.
Работа над созданием имиджа рядового Ходокова началась в спортгородке. Под руководством главного имиджмейкера второй роты сержанта Рылеева. Он стоял, сунув руки в карманы, и неторопливо считал:
— Восемь. Девять. Девять… Опять девять…
Потный, красный и мокрый Ходоков извивался на брусьях.
Отжимания он сопровождал жалобными стонами:
— Как девять?! Я же нормально?!
Рылеев на стенания рядового внимания не обращал.
— Десять! Спрыгнули! — скомандовал он.
Тело Ходокова упало с брусьев. Сержант с большим сомнением прищурился:
— Ну-ка выпрямился!. Напряг мышцы!.
Ходоков, покряхтывая, изобразил позу культуриста. Имиджмейкер вынул из кармана фотографию полуобнажённого Сталлоне.
Пристальное сравнение мышечной массы пока было не в пользу Ходокова. Сержант искренне огорчился:
— Ой халтура! Ой непохож! Упор лёжа принять!
— Товарищ сержант, мы ж уже два часа… Не могу больше!! — жалобно взмолился боец.
Рылеев проникновенно, по-отечески объяснил:
— А ты думаешь, Рэмбо было легко? В одиночку противостоять всей Советской армии! Танкам, вертолётам… Ты думаешь, ему не хотелось сказать «не могу»? Но он находил в себе силы, собирал волю в кулак и… Так что, Ходоков, упор лёжа принять!.
Глава 20
Они встретились на дорожке, между столовой и медпунктом. В части было тихо и безлюдно. Личный состав весело проводил время на полигоне. По плану полевых занятий. Мишка огляделся. Посторонних глаз в поле зрения не наблюдалось. Он обнял Ирину за талию.
— Ты сумасше… — жарко прошептала она.
Но договорить не сумела. Он приник поцелуем к её губам. На секунду время остановилось. Им обоим стало не важно, где они и что происходит вокруг. Головокружительное ощущение полёта захватило замершую на тропинке пару. Оно длилось мгновение… или вечность…
Потом медленно и неохотно вернулось чувство реальности. Ирина тихо шепнула:
— С ума сошёл!.
— У меня одна минута, — ответил Мишка. — А я соскучился!.
Она улыбнулась:
— Ну, совсем без тормозов! Нас же увидят!
— Никто не увидит!.
— Никто?! Сухачёв уже видел!
Мишка досадливо поморщился:
— Повар?! И что теперь будет?
— Не бойся… Он — могила! — успокоила его девушка.
— Да я ж не за себя… Я за тебя переживаю! — вдруг ответил Медведев, впервые в жизни поняв, что это такое на самом деле — переживать за другого человека…
Вдалеке, возле штаба, майор Колобков менял газету на стенде. Он отошёл, любуясь своей работой, развернулся, сделал два шага назад и остановился как вкопанный. Ему на глаза внезапно попалась оживлённо беседующая парочка. Колобок многозначительно пробормотал:
— О-го!
И в этот момент рядовой Медведев поцеловал старшего сержанта Пылееву в щёку! Молодые люди разошлись в разные стороны.
Заместитель командира части по воспитательной работе сдвинул фуражку на затылок и многообещающе протянул:
— А вот это уже интере-есно!.
Тихим днём в расположении второй роты ничто не предвещало беды. Молодняк приводил в порядок форму, подшивался и просто наслаждался покоем свободного времени. Старослужащие кучковались возле окна, обсуждая какие-то свои проблемы…
Внезапно в коридор вылетел младший сержант Фомин с выпученными от ужаса глазами. Он резко остановился и истошно заорал:
— Атас, идёё-ёт!!
Народ замер от неожиданности. И тут из бытовки показался рядовой Ходоков. Он был действительно страшен: обнажённый торс и перекошенное лицо покрывала боевая раскраска, голову опоясывала ленточка, а в руках ходуном ходил деревянный муляж автомата.
Сержант Рылеев среагировал первым. Он мешком свалился с койки и залёг с воплем:
— Шухер, Рэмбо!.
Следуя его примеру, старослужащие сиганули со своих мест, прячась за тумбочки. Рядовой Евсеев выглянул из-под койки и прохрипел:
— Эй, «духи»!. Я не понял! Вам чё, не страшно? Рэмбо идёт!!
Молодняк бросился врассыпную. Ходоков неуверенно доковылял до центра казармы и остановился, жалко кривя лицо. Роль дешёвого клоуна была на редкость унизительна, но сержанты не собирались его жалеть. Они дружно заголосили из укрытий:
— Рэмбо, пощади, я тебе сеном откошу!
— Не убивай нас, Рэмбо!.
Рылеев оторвал голову от пола и пропищал:
— Рэмбо, хватит крови!
Ходоков промямлил, мучительно краснея:
— Товарищ сержант, может, действительно хватит?!
Фома картинно удивился из-за тумбочки:
— Ни хрена себе! Сталлоне по-русски заговорил! Я как тебя учил?
Ходоков обречённо вздохнул, напряг мышцы и забросил автомат на плечо. После чего натужно выдавил: