Черная опасная тварь вряд ли услышала просьбы сержанта, но греться на солнышке вдруг передумала и, не проявляя ни малейших признаков агрессивности, грациозно извиваясь, быстро ушла в густую траву, окружавшую выгоревшую проплешину… Димка едва слышно судорожно перевел дух и вдруг испугался во второй раз — а что, если, пока он тут дергался, те, внизу, его засекли?! Да нет, вроде бы все по-прежнему… Та-ак, а вот и охрана… Двое на маленькой скале у входа в бухточку, и один прямо на рубке загорает, свесив ноги. «Сидит на ложке, свесив ножки»… Ответ на загадку — макаронина. Ну что, ребята, будем из вас спагетти делать! Под красным соусом. Ну очень острым…
Сержант отполз пониже от обреза обрыва, развернулся и, подав ребятам знак следовать за собой, бесшумно пополз вниз, где густо зеленели трава и заросли…
— Ну что? Что ты там видел? Наши? — нетерпеливо спросил Лагодич.
— Наши, наши, — невольно усмехнулся Никонов. — А с нашими три охранника или часовых — кто их там разберет… У тех двоих, что на скале, по-моему, пулемет. Насчет девушки не знаю, не видел, но Ракитин наш точно там.
— И что теперь?
— А что… Как говорили в старых советских детективах, «будем брать!». Так, орлы, слушай сюда! Сделаем так…
34
Фарук первым почуял что-то неладное, когда русская врачиха пожаловалась за обедом на недомогание. Нет, сначала он криво усмехнулся и решил, что это все обычные женские штучки: у них всегда голова болит, настроение меняется по сто раз на дню, и вообще… женщина — это женщина, и этим все сказано! Но тут же в голове «рыбака» ворохнулась тревожная мысль, и он, замирая от неприятного предчувствия, прислушался к своим внутренним ощущениям, которым еще десять минут назад не придал особого значения. Ну, подумаешь, что-то мутит слегка — возможно, это просто духота и жара в пропитанной вонью человеческих тел, аккумуляторных баков, масел и горючки субмарине. Или рыбу на ужин кок подал не очень свежую — все-таки тропики, здесь быстро все тухнет… Да нет, шайтан их всех возьми, какая рыба?! Не тошнит ведь совсем! А в голове что-то мутновато, да и в теле вроде ломота какая-то бродит… О великий Аллах, неужели?! Фарук, чувствуя, как все внутри у него обдало неприятным холодом, поднялся на палубу, жадно вдохнул горячего, парного воздуха… Нет, не легчает, все та же муть в башке. Пират резко развернулся и по трапу легко скользнул внутрь подлодки. Несколько шагов, и Фарук резко рванул на себя дверцу каюты русского доктора и его девицы.
— Быстро! Говори! Это твои штучки, а? — Бандит выхватил из кобуры пистолет и демонстративно взвел курок.
— Ты о чем это, уважаемый? — недоуменно поднял брови Ракитин и увидел, что в глазах пирата мечется откровенный страх. — Какие штучки? Мы сидим здесь как мыши под веником, твои нукеры каждый наш вдох контролируют… Что случилось-то?
— Не знаешь, да?! Не понимаешь?! Лжешь, собака! Какой ты тогда доктор, если не видишь, что мы все испытываем одно и то же? Если ты такой баран, то я тебе все объясню. Все мы заражены твоей дрянью! Я не знаю, как ты это сделал, но мы все заражены, понимаешь, русская ты свинья?!!
— Фарук. — Ракитин вдруг как-то весь обмяк, сгорбился и каким-то убитым, не своим голосом равнодушно сказал: — У меня у самого температура 38 и пять… У ассистентки то же самое. Я не знаю, как это могло произойти. Не знаю! Я думал, что мы с ней заразились в лаборатории, или еще как… Значит, и у вас то же самое? Ты можешь пристрелить меня прямо сейчас, но я хочу просто напомнить тебе, уважаемый ты наш, что именно ты забрал у меня все пробирки со штаммом. Ты, Фарук! И единственное, что я могу предположить, так это то, что ты был неосторожен… Другого объяснения у меня нет, хоть убей!
— И что теперь? — Пират в растерянности опустил пистолет, уже почти наверняка зная, каким будет ответ.
— А теперь мы из-за вашего разгильдяйства все сдохнем, вот что теперь! — Доктор в ярости саданул в металлическую переборку кулаком и повторил: — Сдохнем, ясно тебе?
Татьяна молча сидела в углу каюты, зябко поеживаясь, молча куталась в плед и исподлобья мрачно посматривала на Фарука. Тот дернулся, поднял пистолет… и снова опустил оружие. Затем устало присел на край узкой койки и, после долгого молчания, с какой-то злой тоской сказал:
— Я не хочу подыхать, как те крысы в твоей лаборатории… Сделай что-нибудь, русский, ты же доктор, профессор. У меня много денег, очень много. Я дам тебе столько, сколько ты захочешь! И отпущу вас обоих… Аллахом, матерью клянусь! Клянусь, слышишь?!!
— Я могу попробовать, хотя, возможно, время уже и упущено… — глухо ответил Ракитин. — Я пытался параллельно с основной работой разрабатывать вакцину, которая могла бы спасти от этого вируса… Но работа не закончена, никаких испытаний не проводилось — даже на мышах не проводились пробы, ты понимаешь? И у меня всего три ампулы. Три.
— Так что же ты медлишь, глупец?! — мгновенно оживился Фарук. — И нас… трое.
— Я попробую, — со вздохом повторил Ракитин, — но я честно предупреждаю тебя, что ничего не могу гарантировать.