Курс на прорыв

– Отнюдь. Неудовлетворённость сидит в нас глубже. Это психическая про́пасть. А секс – лишь сублимация, хоть и не самая дурственная. Верней – весьма приятная, – Харебов тяпнул бутерброд, возмущённо сдвинул брови на отсутствие второй чашки. Забрал уже опустошённую у лейтенанта. Плеснул себе. – И что это за эгоизм? Почему чашка одна? Ах, ну да! В большинстве женский эгоизм разменивается лишь до одного ребёнка…

– Ну, и старше, ну и чё? – сразу понял, в чём намёк, лей.

– А мне похрен! Мы не на курорте. Первым делом – самолёты.

– Так и я о том же хотел… Во-первых, не догоним «Петю», если вдогон пойдём…

– А нам и не надо точно вдогон. Мы срежем, выйдя на траверс. Свяжемся. И тип-топ. У них (на яхте), оказывается, керосина малый запасец имеется. Нам на «камове» – лишняя сотка кэмэ. Дотянемся!

– А вахты как тянуть будем? Кэпа этого не припашем?

– Нет, – отрезал Харебов, – тяжёлый и мутный старикашка. Не хватало, чтобы он нам под компа́с, как Негоро, магнит втюхал[38].

– Какой негоро?

– Мать вашу! Всех вас заново учить надо! Короче, запер я его в каюте.

– Так сам же говорил, что хлопо́т – выведи в сортир, приведи…

– Ничего! У него там иллюминатор с футбольный мяч. По-маленькому сходит. А не по-детски – нормальные в режиме люди только с утра. Ну и пожрать ему периодически. Не особо хлопот… Мутный он… понял?

– Да понял я.

* * *

Потянулся длинный нудный жаркий день. Курс у них был проложен ощутимо мористее от архипелага, поэтому налететь на риф или рыбацкую лодку считали маловероятным.

Вообще не попалось ни одного судна. Навигационная РЛС выхватила раз на правом горизонте небольшую метку, которая скоренько растворилась.

Вкачали горючку в «камов».

Прошёл сеанс связи. Не рисковали – отвечала лояльная блондя, наворковав, что «всё хорошо и скоро будем».

Почти скука. Почти как работа. Но выматывала, загоняв кофемашину, переполняя пепельницу хозяйскими сигаретами. И чуть не подсев на такой интригующий алкобар.

Еле сдержались. Только понюхали офигенный карамельный запах канадского «Чёрного вельвета» и отставили.

Американочки слегка освоились. Просили вольностей. Немного разрешали. Так сказать, за харч. Потому как еда с камбуза поступала.

Ну и конечно, слушали эфир. Галиматья в общем, ни фига не понятно. Аппаратура позволяла ловить частоты военных. Но там редко что проскальзывало. В основном рю-рю-рю шифрованное. Доминировали индонезийские каналы, но поди разбери с таким знанием языка.

Лейтенант предлагал привлечь девочек – они бы разжевали помедленней все эти радиоскороговорки. Но Харебов держал дистанцию! Может, глупо. А может… хрен его знает…

А лейтенант легко и с радостью контактировал, попутно повышая познания английского, сглаживая острые углы временной оккупации. С палубы уже частенько слышался смех.

«С такой прогрессией, – усмехался майор, – у них скоро устойчивый “стокгольмский синдром” выработается»[39].

Оттаяла даже брюнетка, которая, видимо, уже поняла, что насильничать и каннибальничать их никто не собирается.

«Сандра, – вспомнил её имя Харебов, – “пуделя” на голове разровнять и ничего такая…» И советовал напарнику:

– Ты там не спеши переходить на «ты» – потеряешь пикантный ресурс (и вкус) брудершафта.

Летёхины увивания вокруг тёлок его устраивали – укладывалось в концепцию «злой – добрый», да и догляд за потенциальным противником был.

Однако при очередном явлении на мостик «жениха», прибалдевшего от усиленного вброса гормонов, Харебов, как строгая мама, порекомендовал ему (в приказном порядке) пару-тройку часов поспать. Так как впереди ночная вахта. Поделенная пополам, естественно. И сам подумывал, что надо бы в очерёдности перекемарить.

Ближе к вечеру снова произошли радиопереговоры. В этот раз брюнетка сама беседовала со своим… Прошло без эксцессов.

* * *

Солнце багровело, пробивая слой атмосферы, дымку на горизонте, предупреждая – сейчас бултыхнётся.

Моргнула ночь… звёздами, аллергически пятнистой луной. Сволочная луна теребила что-то, стимулируя стучалку под рёбрами, гоняя воображение в нейронах и кровь – напрямую в самые чресла. Близкое присутствие противоположного пола будоражило, доступность летёхиной пассии несло мысли не в ту, в неизвестно какую, сторону.

«В ту… в ту самую, известно в какую!»

Глаза бродили по показаниям сонара, навигационной РЛС, индикаторам работы двигателя, автоматически отмечая, что всё нормально, всё в порядке. А память приносила из той, оставшейся где-то в другом времени жизни воспоминания: как она запускала свои пальцы ему в волосы, скользя по черепушке, слегка сжимая, массируя, по-тихому проникая в мозг, крадя по-малому, вынося по чуть-чуть, чисто по-женски, мило и обволакивающе.

Летёха отбился перед вахтой.

Понимая, что отбоя у того не будет, слегка остудил его пыл, нудно поездив по ушам, особо не веря (по ощущениям и здравомыслию) в подобный сценарий, но предупредить, поворчать был обязан. На всякий случай.

– Значит так, пусть это не горячие турчанки с кинжалами, но будь осмотрителен. Дадут чем по башке… очухаешься – член на узелок завязан, а вокруг ржущие чернокожие парни с нашивками «морских котиков».