Читаем Курс оверклокинга для операторов машинного доения полностью

У калитки стоял нечесаный с прошлого года Шурик Чудаков в старом овечьем полушубке и низко кланялся ей. В руках Шурика была колотушка, которую носили сторожа в старое время - две дощечки с рукоятками.

– Привет, Чудик! - поздоровалась Надя, - ты чего вырядился на ночь глядя.

– Сторожую я тут, Надежда Геннадьевна! - поскрипел тот своим беззубым ртом, из-за которого в речи Шурика и появился скандинавский акцент.

– Не поняла…

– Вы проходите, барышня, молодой барин дома, - Шурик напрягался изо всех сил, отрабатывая водку. В школе он историю знал неплохо, книжки тоже любил читать, так что роль дурака-сторожа была ему вполне по силам.

Надя пожала плечами. Непонятно, кто из них больше придуривается, Шурик или Артем. Сейчас вот она все узнает! Стараясь не показывать, что ей смешно, девушка вошла в сени и постучала в дверь.

– Не заперто! - сообщил ей знакомый голос.

Она вошла. За круглым столом (сработанным не меньше, чем сотню лет назад - на глаз видно) восседал Артем Орлов в белоснежной рубашке, расстегнутой едва не до пупа, и полировал ногти. Увидав девушку, он отложил пилочку для ногтей в сторону и пробасил на ноздревский манер:

– Ба! Несравненная Надежда Геннадьевна! Добро пожаловать в недостойный вас приют одинокого холостяка!

– Тёма! - скривилась она, - твоя инсценировка абсолютно не по теме. Барышня в портках, с воблой в руках. А у барина на столе «Жигулевское» пиво.

– Да уж! - поморщился Артем, - Жигулевск точно образован после Второй мировой. А жаль, я думал, барышня, что мы с тобой сегодня оттянемся и попьем пивка под мерцание керосинки. Так что, ты воблу принесла? Ого! Тебя тятька пороть не будет?

– Тятька с маманькою в гости уехали! - затараторила Надя, - они часто уезжают. То в Петровск, то в Теплоград.

– Чего их носит? - перешел на человеческий язык Орлов, - и так работа у твоего батьки беспокойная. Пользовался бы редкими минутами отдыха, чтобы побыть с семьей, отдохнуть… драников домашних отведать.

Надежда пожала плечами.

– Именно это он и называет отдыхом. Дома ведь он только и делает, что висит на телефоне. То директор позвонит, то механик, то кладовщик. А уж из соседних хозяйств звонков сколько! - она вздохнула, - иногда спрашиваю себя: чего ради Пешеходов губит собственную жизнь, раздаривая личное время по минуте?

– Может он тащится от такого уклада? - предположил Артем.

– Да непохоже! - сказала девушка, - иначе с чего бы ему таскаться на эти коллективные пьянки: дни рождения, свадьбы, проводы на пенсию и замочка детей и внуков! Говорит, что хотя бы там ему не надоедают с проблемами по сельскому хозяйству. Никто не просит одолжить полтонны дизтоплива, никто не интересуется графиком занятости силосоуборочного комплекса и никто не требует привезти дров на основании договора с бывшими работниками совхоза. Артем, мы пиво пить будем?

Тут за окном раздалось бряцанье колотушки и голос пьяного Шурика рыкнул:

– По-гля-ды-вай!

– Блин, в образ вошел! - хмыкнул Артем, - Саша, можешь идти домой!

Но Чудаков не услышал, да и не хотел ничего слышать. С помощью пузыря водки он сместился на сто лет назад по хронооси и вжился в роль недалекого сторожа, что ровным счетом не требовало от него ни малейшего усилия. Он пошел дальше, бряцая своей колотушкой, и мощный рык вырывался из его пасти:

– Славен город Петровск! Славен город Теплоград! Славна деревня Березовка. Хвала барину!

– Заставь дурака богу молиться, так весь алтарь слюнями измажет! Ладно, шут с ним. К вопросу о пиве…

Он достал из серванта две тяжелые глиняные кружки, емкостью около литра каждая, и наполнил их пивом. Надя выложила на клеенчатую скатерть две среднего размера воблы.

– Из Астрахани привезли, - пояснила она, - килограмм сорок. Папа Гена очень любит с пивом. Вот и возят ему частенько то семгу, то воблу, то балык. Смотря откуда гости.

По мере употребления напитка, языки у них развязывались, мысли начинали переплетаться, а глаза хищно блестеть. Чувствуя некоторую захмеленность, Артем предложил девушке выйти на свежий воздух и посидеть на скамейке. Было уже довольно прохладно, поэтому он разрешил накинуть ей на плечи одну из его штормовок. Надя согласилась, и они засели на скамейке.

– Славен город Париж! - вдруг заорал у них над ухом Шурик.

– Эй, человече! - повернулся к блаженному сторожу Артем, - Париж славен и без ваших молитв. Что ты хочешь?

– Сто пятьдесят грамм! - уверенно ответил Чудаков, - бутылочка то уже тю-тю - пустая!

– А не много ли вам будет, милейший? - осведомилась Надежда.

– Не вели казнить, боярыня! - завопил Шурик, падая на колени, - чарку калганной - и Шура Чудаков на пути в рай!

Артем сплюнул в куст акации, но все-таки сходил и вынес полстакана перцовки. Этого добра было не жалко, так как бывший участковый после памятного всей деревне случая доставил почти ему полную двадцатилитровую бутыль. На память от репрессированного. Реквизиция. Шурик заглотнул эту отраву не поморщившись и даже отказался от закуски.

– Не время еще! - икнул он и снова отправился в обход, оглашая воздух хриплыми возгласами:

– Поглядывай! Гэй! Славен город Магадан!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза