Курс. Разговоры со студентами

И вот это теперь, твое второе – «сказка как достоверное знание»… Ну да, сказка… Ревизская сказка – это же у Гоголя, в «Мертвых душах», это же документ. Сказка – это документ. Это термин такой, да? Сказка. Это не вранье, это, наоборот, это правда. Подают ревизские сказки, это как налоговая декларация. Сказка как декларация. Это не детская прибаутка, это реальность. То есть это реальные истории народа про случившиеся испытания. Обычно про испытания соседа, но соседа, которому веришь. Вот сосед в другой деревне жил-жил, вышел из дома, а ему береза и говорит… И это передается как реальность. Потому что жизнь такая… ну как бы… языческая, когда все может разговаривать. Жизнь такая, что всему поверишь. И людей этих бросает жизнь на какие-то испытания, как на Голгофу. Жизнь ставит перед ними какие-то первовопросы, к которым они не очень готовы. И они думают на наших глазах.

Мика. Да, да.

Крымов. То есть выходят и думают: у лошади четыре ноги, но ведь у стола тоже, ничего себе, это надо подумать!..

Мика. Да, и он поехал на столе вместо лошади…

Крымов. Вот-вот… На столе-то можно ехать. А на лошади можно есть? И тарелки на нее ставить? Раз четыре ноги. Это же надо поразмыслить. То есть человек перед какими-то кардинальными вопросами, которые встают перед ним в первый раз, он никогда не думал, что четыре ноги и у того и у другого. И какой-то вывод из этого надо сделать.

Вот такие странные, бытовые истории… Не бытовые, а документальные даже истории…

Афанасьев – он не писатель, а юрист. Он просто положил свою жизнь на то, чтобы записать эти народные истории. Он в этом смысле Пимен, так сказать. Летописец. Что собирает, то и записывает. И в этом его значение. Пушкин-то сдобрил свои сказки юмором, своим хорошим настроением, своей поэзией. Это стихи поэта. Это не сказки. Это сказки поэта. У Гоголя это все тоже связано с ним самим – с Гоголем. А здесь Афанасьев устранился. Как юрист. Он только лишь докладывает с места событий. Вот так, так, а потом так, а потом эдак. Его сила в самоустранении. Жестокие, жестокие, бессмысленные приключения, в которые встревают люди, потому что им не сидится. Русскому человеку свойственно не сидеть на месте. Вот не могут они сидеть спокойно и работать. Какая-то муха их кусает. Что-то им не дает сидеть на месте. Какие-то поиски истины, счастья. Вот не сидится. Выйду-ка из дома. И пошло-поехало. Вот что-то здесь есть, говорящее про национальный характер.

И что-то ужасно меня лично касающееся, меня ужасающее и угнетающее. Но одновременно, как ни странно, и возвышающее. Потому что в этой неупорядоченности есть залог полета, залог того, что можно на столе проехаться, и он поедет, если ты очень веришь. Если очень веришь, щуке можно желание сказать. Если бы ты не верил, что она говорит, она бы и не заговорила. А она заговорила. Какая-то неуспокоенность, какое-то движение, неосторожное слово. Неосторожное слово, случайное действие – и пошло. Мир где-то рядом, он за стенкой. Стоит только выйти. И мир ужасающий. Оно, может быть, и обойдется все хорошо, но тебе предстоит пройти через бог знает что.

Вот черт вас дернул пойти в художники. Вот черт вас дернул… Вот не сиделось вам. Вот пошли бы на компьютере работать, все было бы нормально. А так начинается: вы талантливы или нет? Вы сможете этот талант найти в себе или нет? Вы сможете его развить? А повезет вам? Понимаете, у компьютерщика в общем нет такой проблемы: повезет – не повезет. Ну, хороший компьютерщик – его взяли в хорошую компанию, плохой – тоже в общем свои деньги заработает. А здесь – риск. Зачем вы пошли на этот риск? Чтобы себя испытать? Вот слабо было сидеть просто и заниматься биологией? Вот у меня если не получается, бьет озноб: получится – не получится? И если не получится, я не могу есть, Инна там что-то приготовит поесть, я сижу и не могу разговаривать. Я не могу разговаривать, буквально. Потому что я не могу в этом ужасном листе бумаги найти ту гармонию, которая бы меня удовлетворила. Или в этой сцене… Ну не получается. Это нервное дело. Так и вы пошли сюда! А что это, что? Это вот и есть – не сидится. А люди, которые в актеры идут… Еще хуже. Это же и есть полный идиотизм, поиски этого Лиха, понимаете, это же один из тысячи выберется. А остальные так всю жизнь и проводят в мечтах… с березами разговаривают… В общем, это про нас все, Мика. Про нас и про тебя.

Ну хорошо, Мика, по-моему, ты укомплектована. А?

Конец какой-то лекции

Крымов. …Первоначальная задача имеет особенность свинтить, она как обмылок, его берешь в руки, он ускользает, надо его все время проверять – здесь он? А то в баню пришел, а мыла нет, потому что оно уже куда-то улетело… И твоим мылом уже сосед моется, оно скользкое, надо проверять – а мыло-то у меня есть? Есть или нет? Мыло – это твои восторги, таинства…

Скажи, что ты поняла.

Арина. Я поняла.

Крымов. Хорошо (вздыхает).

Иллюстрации