Курсант: Назад в СССР 11 (СИ)

— Вы же писатель, еще и бывший работник МВД. Зоркий глаз, острый ум. Все подмечаете, любую мелочь. Анализируете, так сказать. Поделитесь, пожалуйста, своими соображениями, кто мог убить Парамонова…

— Сложный вопрос, это же не роман. Насчет врагов затрудняюсь ответить, но полагаю, что их хватало.

— Вот как? Почему?

— У цеховиков много недругов.

— Цеховиков?

— Ну, да… Вы не знали, что Савелий Артурович производил продукцию, так сказать, налево? Ни прокурор, ни начальник милиции вам об этом не скажут.

— Не хотят выносить сор из избы?

Писатель покачал головой.

— У них свой там интерес был.

— Получается, в городе орудовала теневая торговая мафия? — удивился я. — А Монашкин? Председатель исполкома? Он тоже все знал?

— Думаю да… Это длится уже давно, началось — когда я еще в органах работал, он не мог не знать.

— Признаться, удивили…

— Возможно, вы не в том направлении копаете, — Светлицкий отставил пустой бокал и взял из рук вошедшей в комнату Вари кружку с дымящимся чаем с запахом ромашки, чабреца и чего-то еще приятного.

Девушка, завидев, что мы нашли общий язык, еле заметно с облегчением выдохнула и поспешила снова удалиться по надуманному поводу на кухню.

— А откуда вы знаете, в каком мы направлении копаем? — улыбнулся я лишь одним уголком рта.

— Не знаю, — пожал плечами писатель, — Но вы же не знали о подпольном цехе… Значит, возможно, не там ищете.

— Спасибо, что подсказали, мы проверим эту информацию.

— Боюсь, что уже поздно, хвосты, скорее всего, зачищены, и ничего вы не найдете.

— Почему? Вы так уверенно говорите.

Светлицкий развел руками, так что у него чуть не пролился чай.

— Ну, а вы прикиньте. Не зря же убрали Парамонова, кто-то очень хотел остаться с незапятнанными руками. Уверен, что и фабрика уже не пошивает сверх нормы продукцию налево. Это трудно будет доказать, ведь все официально — товар производят те же самые рабочие в том же самом цеху в рабочее время, используя излишки сырья.

— А я смотрю, вы очень осведомлены в этом деле.

Я уставился в бокал на просвет, как будто все эти разговоры были лишь легкой болтовней.

— Я работал оперуполномоченным ОБХСС до того, как вышел на заслуженный отдых.

— Вот оно как! А я думал, вы занимались убийствами, судя по вашему творчеству.

— Нет, моей стезей были проверки, сверки, акты и прочая бухгалтерская дребедень. А хотелось немного другого. Вот и…

— Вам это не нравилось? Поэтому вы ушли из милиции?

— Наша беседа снова начинает напоминать допрос, — хмыкнул писатель.

— Ну что вы. Просто ваша судьба… Мне любопытно, что вас сподвигло уйти и стать писателем. Возможно, когда-нибудь я последую вашему примеру.

— Одобряю… С вашим жизненным опытом и историями по поимке маньяков написать детектив гораздо проще, так что и вправду подумайте об этом, — изрёк Светлицкий тоном мудреца. — А ушел я, потому что не чувствовал своей нужности. Уйти надо вовремя, когда чувствуешь, что пришло время.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

— Ощущаете эту самую нужность? Раньше вы ловили нарушителей законов, пусть экономических, а теперь сидите дома и пишете книги. Может, вы еще чем-то занимаетесь, чтобы ощутить свою значимость в этом мире.

Хозяин дома оглянулся, как будто хотел это значимое найти прямо здесь.

— Ничем таким интересным. Рыбалка, иногда охота, да вот — заседания в местном доме литераторов, — писатель вздохнул, будто я задел его за живое.

Хитрость удалась… Все-таки он не чувствует, что «дышит полной грудью». Раньше он приносил конкретную пользу — ловил мошенников, дельцов и прочих расхитителей социалистической собственности, а сейчас строгает книжки и живет в своем мирке, где и поклонники-то его знают лишь по фото в книгах. Нет прямого взаимодействия и коммуницирования с людьми. Возможно, это как-то на него могло повлиять. И он начнет (или уже начал) убивать. Я старался приглядываться к нему, к его мимике. Надо будет со Светой обсудить его ситуацию.

Хотя писатель слабым и надломленным вовсе не кажется. Не похож он на маньяка. Но вот кинжал и сцены описания убийств в его книгах не дают мне покоя. Размеры кинжальчика мы еще проверим… А про сцены пока ему говорить не буду… В лоб нельзя, тут бы прощупать его, сделать так, чтобы он сам обмолвился. Заметил или нет такое совпадение со своими книгами — ведь он много знает от дочери и от коллег? Нужно проверить. И я продолжил нужную мне тему для разговора:

— Ну, тогда поделитесь. Если предположить, что Парамонова убили из-за его нелегальной деятельности, то к чему были такие сложности?

— Что вы имеете в виду? — Светлицкий с шумом отпил чай, а я продолжал потягивать виски.

Бокал уже нагрелся у меня в руках, и это портило вкус, но я растягивал его. Не хотелось напиваться, больше делал вид, оставаясь, как говорится, в трезвом уме и твердой памяти.

— Все обставлено как суицид.

— Я думал, его задушили… — озадаченно пробормотал писатель и с любопытством на меня уставился. — Расскажите, пожалуйста, подробнее.

Я кивнул и не торопясь произнес:

— Тело обнаружили в петле, под болтающимися в воздухе ногами — табурет, но ноги не достают до него. В петлю он залез явно с чего-то более высокого.